О музее
Реставрация
Шедевр собрания
Книги
Фильмы
Публикации

Чудо чаемое и восхищаемое

И.А. Припачкин, 2003

О чудотворных иконах существует очень богатый материал, изучение и анализ которого давно сделались нормой. Для данного сообщения выбран иной объект, тесно сопряженный с названным и вместе с тем противопоставленный ему. Во всяком случае, в контексте церковной практики.

Материал, связанный с псевдо–чудотворными иконами, т.е. такими, которые были объявлены чудотворными ложно, иногда заведомо ложно, представляется достойным внимания. Антропологический аспект данной темы имеет существенное значение, и термин «псевдо–чудотворный» здесь не кажется корректным. Если образ наделяется чудесными, сверхъестественными действиями, которых он в действительности не являл, то это особенности человеческого поведения, и никак не «вина» иконы. Вместе с тем в истории иконопочитания известны случаи, когда иконы совершали, по–видимому, ложные чудеса, в связи с чем могут быть названы псевдо–чудотворными без оговорок 1.

Партикулярные источники могут быть полезными по части случаев, связанных с псевдо–чудотворными иконами.

В Государственном архиве Курской области (ГАКО) хранится ряд дел, позволяющих приблизиться к пониманию механизма ложного наделения иконы свойством чудотворения и дальнейших действий с нею.

Самый ранний документ – Доношение Курской духовной консистории об открывшейся возле тюрьмы якобы чудотворной иконе – датируется 1817 годом 2. Согласно Доношению в 10 часов утра 4 марта (ст.ст.) 1817 года курский благочинный протоиерей Михаил Танков отправился в тюремный замок у московских ворот с тем, чтобы проверить распространившиеся по городу слухи об открывшейся в караульной избе чудотворной иконе. Рассказывали, будто перед иконой сами возжигаются свечи и совершаются другие чудеса. По пути благочинный встретил людей, идущих и едущих с богомолья у иконы. «По прибытии на место нашел он икону Скорбящей Божией Матери 3, стоящую в караульной избе и людей человек 50 разного звания, которым служил молебен определенный здесь служить священник благовещенской церкви Никита Булгаков. Мера иконы – длина 1,5 аршина, ширина 1 ¼ аршина (1,06 х 0,89 м – авт.). В середине изображение Богоматери и край иконы, наподобие сетки, обложен серебром. Пред иконою 40 разных серебряных привесок, 3 лампады, 1 большое паникадило медное со свечами, 3 разных матерчатых занавеса 4. На окне избы 2 ящика для собирания денег; у избы – ящик со свечами, которые продает в остроге содержащийся человек» 5. Танков не смог выяснить действительно ли имели место чудеса, о которых говорили в народе, и, куда и кто забирал деньги из ящиков и от продажи свеч. Последнее было существенно, так как у иконы почти ежедневно совершались молебны, а в праздничные и воскресные дни – «великие собрания народа для богомолья» 6. Если к этому прибавить, что икону стремились принять у себя многие желающие, и ее возили по городу в различные дома, то пожертвований, по–видимому, было немало.

Рапорт Михаила Танкова на имя епископа Феоктиста, в котором протоиерей обще описал ситуацию, но «отозвался неведением» по самым основным пунктам, не вызвал одобрения 7. Консистория определила: Так как благочинный не объяснил, как появилась эта икона в караульной избе, по чьему разрешению и с какого времени совершаются молебны и езда по городу, то следует Танкову без огласки разведать у служащих острога обо всем этом, и особенно, о кружке и о том, куда идут пожертвованные и свечные деньги 8. При повторном разыскании выяснилось, что история со свечами, загорающимися перед иконой без огня, вымышлена либо кем–то из надзирателей острога, либо – «сущих в нем». Также открылось «корыстолюбие вместо истинного христианского благочестия и в подрыв свечных церковных доходов…» 9. По открывшимся обстоятельствам дело было рассмотрено епархиальной администрацией, которая постановила:

– Танкову сделать выговор, потребовав от него впредь большей осмотрительности,

– Никиту Булгакова, «в пример другим, оштрафовать без поблажки»,

– «дело прекратить, предав на Суд Божий»,

– «а в прекращение народного разглашения икону со всеми привесами и прочим, также ящик опечатать и отдать в градский Воскресенский собор, и у священника собора взять подписку, что оная икона не будет никем распечатываема, а прочее с иконы взятое хранимо будет в особом сундуке с замком и печатью впредь до Указа, а острог и т.п., чтобы подобного вымысла не было, наблюдать строго» 10.

Следующие два случая относятся к 1868 году.

Первый касается Иерусалимской иконы Богоматери из церкви села Репенской Платы Мантуровской слободы Тимского уезда 11. Консистория и Епископ усмотрели злоупотребления со стороны священнослужителей и старосты Репенской церкви, совершивших крестный ход с Иерусалимской иконой в слободу и инициировавших тем самым многолюдную встречу образа, молебны и веру в его чудотворность. В связи с этим было принято «для отклонения могущих быть со стороны причта и старосты Репенской церкви дальнейших тою иконою злоупотреблений, равно и для пресечения народной огласки о ее чудодейственности» Иерусалимскую икону передать в ризницу Курского Сергиево–Казанского кафедрального собора на вечное хранение «с прочими таковыми же»; серебряную же ризу с образа снять и, переплавив в слиток, возвратить в Репенский храм «на предмет сооружения из онаго для тамошней церкви креста или сосуда» 12.

Второй случай связан с иконой Успения Божией Матери, которую нашел на дереве в лесу «по двукратному сновидению» житель деревни Снащиной, «Святое озеро тож», Путивльского уезда казенный крестьянин Герасим Федоров сын Соловьев 13. Соловьев объявил икону чудесно явленной и, вероятно, стал принимать у себя на дому богомольцев, которые быстро разнесли молву об обретенной иконе «с рассказами о некоторых необыкновенных явлениях, будто бы от нее происходивших» 14. «Икона новая, написана масляными красками на кипарисной доске, длиною в 3 вершка, а шириною в 2 ½ вершка (13,3 х 11,1 см, т.н. пядница – авт.), в византийском стиле» 15. Священник Николаевской великорецкой церкви Александр Кириллов известил своего благочинного протоиерея Василия Романова о происходящих в его приходе событиях и по распоряжению последнего взял образ из дома Соловьева в храм, «под покров, отнюдь не выставляя… для поклонения народу и для отправления пред нею молебных пений» 16. Одновременно благочинный рапортовал Епископу и дело перешло на рассмотрение в консисторию. В результате «Консистория заключила и Его Преосвященство утвердил», представить без промедления икону в консисторию для последующей ее передачи в ризницу Курского Сергиево–Казанского кафедрального собора «на предмет хранения… с прочими таковыми же» 17.

В документе 1873 – 1874 гг., рассматривающем жалобу священника с. Расховца Георгия Халанского на пристава 4 стана Щигровского уезда Заболоцкого, в качестве объекта разбирательства фигурирует еще одна псевдо–чудотворная икона – образ св. Николая Чудотворца 18. Пристав, по мнению Халанского, намеренно исказил в доношеньи факты о чудесном явлении иконы святителя, после чего «дело было передано в консисторию и последовал указ от 25.08.1872 г. Его Преосвященства о снятии негласном иконы и передаче ее в Курскую духовную консисторию для препровождения оной в Курский кафедральный собор» 19. Изъятие иконы лишило расховецкого священника доходов, и в качестве мести за это он направил жалобу на пристава. Однако пользы из жалобы не извлек. По бумагам обретение иконы действительно выглядит несколько странно и кажется подстроенным. Караульный церкви Конон Чибшов показал приставу, что «24 июля в день праведника Иоанна Предтечи неизвестно кем в ночное время был поставлен голубец с иконой св. Николая чудотворца в киоте» 20. По распоряжению священника Георигия Халанского голубец с иконой был обновлен, рядом соорудили металлический ящик «с щелью для денег» и обнесли это место «решеткою на 4 столбах из дубового леса». Халанский стал служить молебны перед явленной иконой, «и народ для молебнов собирался» из окрестных сел 21.

В 1895 году Курский губернатор обращался к Епископу Курскому и Белгородскому Ювеналию с просьбой обратить внимание на участившиеся в епархии случаи мнимого обновления икон 22. Свою просьбу губернатор мотивировал примером крестьянина с. Бурыни, Путивльского уезда, Якова Романова, в доме которого обновилась икона Казанской Богородицы. Икона стояла у Романова 30 лет и «… по объяснению сторонних людей, была прежде тусклою, а в настоящее время оклад из фольги издает блеск». Уездный исправник, осмотрев икону, заметил на раме механические следы от долота или ножа, дающие основание подозревать, что икону вскрывали. Романов подтвердил предположение, но заявил, что вынимал нижнюю часть рамы – не стекло – несколько лет тому назад для того, чтобы поправить венчик на лике Спасителя 23. У Романова икону изъяли и передали в Бурынскую Вознесенскую церковь. Губернатор писал Владыке: «Принимая во внимание, что при осмотре означенной иконы возникло довольно основательное предположение о том, что нижняя часть рамы и стекло вынимались, и что случай, подобный настоящему, уже не единственный в Курской губернии, имею честь просить Ваше Преосвященство обратить на это Ваше особое внимание» 24.

Последнее свидетельство о псевдо–чудотворном образе извлечено из описи Курского Сергиево–Казанского собора 1896 года 25. В конце XIX века в нижнем храме собора, у главного алтаря на аналое была выставлена икона Христа, найденная 19 апреля (ст. ст.) 1887 г. в колодце у села Сажного Корочанского уезда и переданная по консисторскому указу 1889 года в Курский кафедральный собор, где по следующему указу того же года поставлена «на приличном месте для поклонения верующих». Икона «писана на дереве и от времени обветшала; риза на ней золотая 82-й пробы, в коей весу с золотым венчиком 91 золотник, внизу на ризе вырезана надпись: от полковника Василия Муяки на Саженскую икону Христа Спасителя, обретенную в колодце 19 апреля (ст. ст.) 1887 г.; ободок кругом иконы и кивот – медные, без стекла» 26. Иконография изображения по источнику не идентифицируется.

Кажется, не стоит сомневаться в повсеместном, не только «курском» характере описанных случаев. Подобные прецеденты из практики московского митрополита Филарета (Дроздова) приводит О.Ю. Тарасов 27.

Хотя и опосредованно расширяет географические и временные рамки бытования псевдо–чудотворных икон Устав Духовной Коллегии 1721 г. регламентирующий: «§8. Еще сие наблюдать, чтоб как деялось впредь бы того не было: понеже сказуют, что нецыи Архиереи, для вспоможения церквей убогих, или новых построения, повелевали проискивать явления иконы в пустыне, или при источнице и икону оную за самое обретение свидетельствовали быти чудотворную. <…>

Дела Епископов.

§8. Смотрети же должен Епископ, чего смотреть обещался с клятвою на своем поставлении.., дабы иконам Святых ложных чудес не вымышленно…

Все же тое, чтоб удобнее пошло дело, указать должен Епископ по всем городам, чтоб защики, или нарочно определенные к тому благочинные, аки бы духовные фискалы, тое все надсматривали и ему бы Епископу доносили. Если бы таковое нечто где проявилось, под виною извержения, кто бы утаить похотел» 28. Устав также определяет обязанности и функции епископа, консистории и священнослужителей, исполнение которых призвано обнаружить подлог с иконами, что и происходит в реальности, разворачиваясь по единой модели.

Итак, обобщение приведенного материала позволяет выделить три уровня, на первом из которых стоят лицо или небольшая группа лиц, мирских или духовных, ложно инициирующих чудо, на втором – многочисленная группа верующих, принимающая ложную инициативу за истину и, наконец, на третьем – представители официальной духовной или светской власти, дезавуирующие подлог.

При этом побудительной причиной для первых могут быть, названы корыстолюбие, возможно, жажда чуда, экзальтация, тщеславие и т.п., словом такие психологические состояния, в которых человек готов совершать «благовидный» подлог. Очевидно, что чудо восхищаемое 29 имитирует подлинное Божественное чудо, как в необычном явлении иконы, так и в совершающихся от нее действиях.

Вторая группа, воспитанная, в том числе и Церковью, в духе реальности чуда, без критики принимает сообщение первых и полностью доверяется ему. В своем поведении она повторяет тот традиционный комплекс почитания иконы, который оформился вокруг подлинных чудотворных образов: служение молебнов, возжигание свечей, подношения, приглашение в дом. Собственно, ее провоцируют на это, создавая такие условия, которые регламентируют нормативный тип поведения. Здесь даже пресловутый «ящик с щелью для денег» воспринимается как знак подлинной чудотворности, и его отсутствие, без сомнения, вызвало бы подозрение в благодатности чтимого образа. Вера в чудо традиционно требовала своей реализации в подношении иконе денег, привесов, риз, пелен и т.п. 30. Кроме того, представители этой группы, транслируя информацию о чудотворности иконы, увеличивали число носителей ложной или неоправданной веры.

Третья группа демонстрирует нравственную ответственность за вверенных ее окормлению христиан. В ее действиях все трезво и взвешено. «…для прекращения преждевременного всенародного чествования иконы сей по словам одного человека чудесно явленной, каковое явление еще не доказано надлежащим исследованием со стороны правительства и не явлено со стороны промысла Божия, особенными, для всех ощутительными знамениями» 31, – так формулирует она свой девиз. Готовая принять чудо, она вынуждена убеждаться в его подлоге, изолировать икону, перемещая ее в кафедральный храм, и, нередко, наказывать виновных.

Все сказанное, безусловно, не умаляет принципиальной возможности чудотворения любой, в том числе и псевдо–чудотворной иконы. Мнение прп. Иоанна Дамаскина о потенциальной благодатности всех икон святых общецерковно 32. Золотая риза на саженской иконе Христа, сделанная как подношение за частное чудо, вероятно, уже после появления иконы в кафедральном соборе, напоминает об этом.

Примечания:

1. Хотя приходится усомниться в правомерности называть такие изображения иконой, в обыденном смысле. Пример подобного образа, если довериться «апокрифическому» (классификация А.И. Соболевского) Житию Василия Блаженного – московская икона Богоматери, стоявшая во времена юродивого на Варварских воротах Китай–города. Согласно Житию она была написана иконописцем, подкупленным дьяволом, и скрывала изображение последнего под образом Богородицы. «… и от тоя новописанныя иконы Богородицы быша чюдеса и знамения и исцеления… обаче по действу сатанину Божиим попущением оная чюдная от иконы содевахуся». Василий же «проразуме духом святым диявольское ухищрение и действо и прельщение правоверным творимое чрез чюдесная оною иконою… сам взя камень велий и крепко оудари… и расколи его на двое». На суде юродивый объявил, что «чудеса диявольским наваждением содевахуся верным на прельщение». Открытое после такого свидетельства изображение сатаны уничтожили, а иконописца казнили (Кузнецов И.И. Святые блаженные Василий и Иоанн, Христа ради московские чудотворцы. М., 1910. Цит. по: Иванов С.А. «Адописные иконы» в контексте позднесредневековой русской культуры // Чудотворная икона в Византии и Древней Руси. М., 1996. С. 385 – 391. С. 385. Этот эпизод кратко приведен Г.П. Федотовым в его книге «Святые Древней Руси». М., 1990. С. 206).
Примечательно, что в «канонической» редакции Жития этого рассказа нет. Мы, конечно, можем сомневаться в исторической достоверности повествования, но для культуры, несмотря на свой вымышленный характер, оно – актуальный факт и, в этом смысле, оно реально и исторично.
2. ГАКО. Ф. 33. Оп. 2. Д. 880.
3. Несмотря на приведенное в документе название определить иконографию иконы не представляется возможным, т.к. такое наименование не является собственным ни для одной богородичной иконы. Можно предположить близость Скорбящей к Ахтырской, Семистрельной и т.п. образам. Вместе с тем хорошо известна народная традиция именовать Скорбящей икону Богоматери «Всех скорбящих радость».
4. Вообще обилие привесов, светильников и покровов свидетельствует об особом участии этой иконы к людским молениям, т.к. перечисленные элементы иконного убранства – это материализованная благодарность множества верующих за оказанную им помощь, – небесные благодеяния. Следовательно, иконные украшения – это косвенные знаки совершенных чудес, однако чудес частных, персональных, которых оказывается недостаточно для специального прославления иконы.
5. Указ. дело. Л. 1 – 1 об.
6. Указ. дело. Л. 1.
7. Рапорт был подан 28 марта (ст. ст.) 1817 г. (Указ. дело. Л. 1).
8. Указ. дело. Л.л. 2 – 2 об.
9. Указ. дело. Л. 3.
10. Указ. дело. Л. 3 об. – 4. В приведенном деле также упоминается Синодальный указ 1722 г. Процитируем его в части, относящейся к нему, чтобы понять весь круг нарушений священника Никиты Булгакова: «Февраля 21 (1722) Указ Синодский. – О нехождении из монастырей и церквей с образами в домы к приходским жителям.
В Москве и в городах из монастырей и приходских церквей ни с какими образами ко обретающимся в Москве и в городах жителям в домы отнюдь не ходить под штрафом; а ежели кому какое обещание, и тот бы приходил в монастыри и в церкви, и обещание свое исполнял…» Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. Т. VI. СПб., 1830. С. 512).
11. ГАКО. Ф. 20. Оп. 2. Д. 341.
12. Указ. дело. Л. 1 – 1 об.
13. ГАКО. Ф. 20. Оп. 2. Д. 340.
14. Указ. дело. Л. 1 об.
15. Указ. дело. Л. 2.
16. Указ. дело. Л. 1 об. – 2.
17. Указ. дело. Л. 2 об. Ниже на листе позднейшая приписка карандашом: «Икона у Михаила Ивановича Ильинскаго».
18. ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2084.
19. Указ. дело. Л. 3 об.
20. Указ. дело. Л. 5.
21. Указ. дело. Л. 5 – 5 об.
22. ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 5603.
23. Указ. дело. Л.л. 1 – 1 об.
24. Указ. дело. Л. 2 об.
25. ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 115.
26. Указ. дело. Л. 16 об. 17.
27. «… любое обнаружение иконы в каком–нибудь «неожиданном» месте могло быть понято как явление. Так было и в XVI и в XIX вв. 10 июня 1831 г. кто–то поставил на окно Никольской церкви, что в Подкопаях в Москве, образ Святой Троицы, и уже в пять часов утра вокруг него наблюдалось стечение народа, которое необыкновенно увеличивалось с каждым часом. Это вынудило чиновника поставить икону в ближайшую Рождественскую церковь. Однако вечером «многие просили священника совершить пред сею иконою молебствие», которое тот совершить не мог без разрешения начальства. В решении митрополита Филарета (Дроздова) отразилась строгость властей относительно подобных «происшествий»: для «благонадежнейшего наблюдения» образ обязывали поставить в кафедральную церковь Чудова монастыря «в ожидании, что далее о нем окажется»; не менее двух раз в неделю монахи должны были передавать все сведения относительно «последующих происшествий» с иконой… Судя по другим резолюциям Филарета.., такая практика проверки чудотворности иконы святостью Чудова монастыря на Москве считалась нормой.
Взятая из церкви и поставленная в каком–либо месте, икона могла сделаться предметом особого поклонения. <…> 10 декабря 1825 г. протоиерей Иван Григорьев в рапорте митрополиту Филарету (Дроздову) докладывал, что в доме московского купца Василия Удальцова поставлен образ «Старо–Корсунской Богоматери», который им взят из церкви Иоанна Предтечи с. Парского Шуйского уезда Владимирской губернии. К иконе стали стекаться на молитву «во множестве разного звания люди с кликушами и одержимые болезнями». В таких случаях духовные власти могли, запретив богомолье, конфисковать икону и вернуть ее в церковь, или, наоборот, способствовать ее почитанию. Все зависело от целого ряда обстоятельств, среди которых происхождение иконы считалось одним из главных. В данном случае поступили испытанным способом: икону отправили в Чудов монастырь…
Церковь следила за распространением в народе слухов о чудодейственной силе явленных икон. В XVIII – XIX вв. о случаях нахождения в том или ином месте образов местное духовное начальство было обязано своевременно сообщать не только в консистории, но и в Сенат. Так, крестьянин села Яганова Афанасий Гаврилов при сооружении колодца нашел икону Николы. Местный священник Петр Харитонов сразу доложил об этой находке благочинному местного уезда. Отправив известие в Москву, последний получил распоряжение: «Случай исследовать и икону представить в кафедральный монастырь для усмотрения» (Филарет)» (Тарасов О.Ю. Икона и благочестие. Очерки иконного дела в императорской России. М., 1995. С. 55 – 56).
28. Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. Т. VI. СПб., 1830. С. 320, 323.
29. Одно из значений слова «восхищенный» – похищенный. См. Толковый словарь…В. Даля. Здесь подразумевается, что человек, ложно объявляющий икону чудотворной, благодатной, вопреки Божественному произволению как бы похищает благодатность у Бога, Который является единственным подателем благодати.
30. Ср. проявление народной психологии при заказе треб. «Существует мнение Святого Иоанна Кронштадтского, который утверждал: деньги, предлагаемые священнику за требу, следует брать непременно… Сколько раз я пытался отказаться от платы, которую мне давала какая-нибудь нищая больная старуха в грязной нетопленой избе… И пенсия-то у нее была от силы рублей тридцать… А деньги брать приходилось, ибо она рассуждает так: раз платы не берет, значит, не за что… Значит, или таинство недействительно, или обряд совершен небрежно…» (Ардов. М. Мелочи архи.., прото… и просто иерейской жизни. М., 1995. С. 86). Подаяние иконе – это также еще и форма покаяния, условие помощи свыше – индивидуального чуда.
31. ГАКО. Ф. 20. Оп. 2. Д. 340. Л. 1 об.
32. «Ибо святые и при жизни были исполнены Святого Духа, также и по смерти их благодать Святого Духа неистощимо пребывает и в душах, и в телах, лежащих во гробах.., и в святых их изображениях… вследствие благодати и [божественного] действия» (прп. Иоанн Дамаскин. Три защитительных слова против порицающих святые иконы или изображения. – Свято–Троицкая Сергиева лавра, 1993. С. 16). Святыми изображениями прп. Иоанн называет все иконы вообще, – не только чудотворные.