Проблема игр и игрищ в русской культуре позднего средневековья и раннего Нового времени относится к числу малоисследованных. Одно из немногих исключений представляет статья С.Б. Веселовского 1909 г., в которой подробно рассматривается история государственных откупов на азартные игры в России XVII века 1.
О том, что эта проблема была актуальной для современников, свидетельствуют многочисленные упоминания о ней в письменных источниках. Игры и веселье запрещались русской православной церковью, которая в XVI-XVII вв. окончательно стала частью государственной системы. Но законодательное утверждение на церковных соборах норм и правил православного благочестия вовсе не означало, что они стали неукоснительно соблюдаться всеми верующими. Известные факты, зафиксированные в документах того времени, говорят как раз об обратном. Они являются прекрасной иллюстрацией высказывания одного из персонажей романа Умберто Эко «Маятник Фуко» по поводу содержания средневековых письменных источников: «По системе запретов можно понять, чем люди занимаются» 2.
В нравственно-учительном сборнике XVI в. «Домострой» игры и игрища наряду с другими отступлениями от правил благочестия помещены в раздел «О неправедном житии». Все, кто «всякое дияволе угодие творит, и скомрахи, и их дела, плясание, и сопели, песни бесовские любя, и зернию, и шахматы, и тавлеи» будут после смерти в аду, а в земной жизни прокляты независимо от их социального положения 3.
Уложение Стоглавого собора 1551 г. ставило вне закона традиционные для средневековой Руси скоморошьи игрища и саму профессию скомороха. Со скоморохами, которые не только воплощают в себе «еллинскую прелесть» (т.е. соблазны языческой культуры), но и приносят реальный ущерб крестьянскому хозяйству и торговому делу, так как «совокупяся ватагами многими до шестидесяти и до семидесяти и до ста человек и по деревням у крестьян сильно ядят и пиют и из клетей животы грабят, а по дорогам разбивают» 4, государственная власть теперь могла обходиться по своему усмотрению и наказывать их так, как посчитает нужным.
Но это соборное решение было не в силах уничтожить многовековую традицию скоморошьих забав. Представления скоморохов с музыкой, дрессированными животными (медведями и собаками), плясками, паясничаньем и фокусами, кукольным райком собирали немало зрителей в городах и селах. Скоморохов приглашали для своего развлечения и представители высших социальных слоев. Голштинский посол в Россию Адам Олеарий в своем «Описании путешествия в Московию» упоминает о первой встрече со скоморохами в Ладоге: «Здесь мы услыхали первую русскую музыку <…>, когда мы сидели за столом, явились двое русских с лютнею и скрипкою, чтобы позабавить господ [послов]. Они пели и играли про великого государя и царя Михаила Федоровича; заметив, что нам это понравилось, они сюда прибавили ещё увеселение танцами, показывая разные способы танцев, употребительные как у женщин, так и у мужчин» 5.
Пренебрежение установленными церковью правилами, грубое веселье и языческие суеверия были распространены даже при царском дворе. Один из виднейших церковных деятелей XVII в., духовник царя Алексея Михайловича (1645-1676) Стефан Вонифатьев был вынужден тратить немало усилий и красноречия для возвращения благочестия в окружении молодого государя. Во время женитьбы Алексея на боярышне Марии Милославской ему удалось настоять на том, чтобы свадебная церемония в царской семье была проведена в согласии с духом православия. Царь, подавая пример своим подданным, отказался от скоморошьих игрищ и светских забав с музыкой и «студными» песнями, и церемония свершалась «в тишине и страсе Божии, и в пениях и песнех духовных» 6. Вскоре после своего венчания на царство Алексей Михайлович лично и с помощью патриарха Иосифа предпринимает ряд действий, направленных на законодательное восстановление и укрепление благочестие православного населения России.
Еще Стоглав отмечал, что и священнослужители, и миряне ведут себя в храмах во время богослужения неподобающим образом, и запрещал в храмах, монастырях и возле них пьянство, громкие разговоры, нарушения порядка церемоний и отправления обрядов. О том, что пренебрежение этим запретом имело место и в последующее время, говорит царская грамота от 11 мая 1629 г. ярославскому Толгскому монастырю. В ней указано, что игумен Серапион обращался с челобитьем к воеводе Дмитрию Васильевичу Лодыгину и дьяку Василью Ларионову, в котором жаловался на ярославцев, приезжавших к стенам монастыря в престольный праздник Богородицы Толгской с кабаком и хмельными напитками 7. Праздничные гуляния в престольные дни у стен монастырей с выпивкой, пением, плясками и скоморохами были известны и в других городах.
Пьяные гулянья, аналогичные языческим тризнам, устраивались и на кладбищах. В Стоглаве говорится, что «в Троицкую субботу по селом и по погостом сходятся мужики и жены на жальниках и плачутся по гробом с великим кричаньем. И егда начнут играти скоморохи гудци и перегудницы, они же, от плача преставшее, начнут скакати и плясати и долони бити и песни сотонинские пети…» 8. Царский указ 1627 г. запрещал москвичам собираться «на безлепицу» с кабаком за старым Ваганьковым кладбищем 9. Нарушителей следовало задерживать и бить кнутом на торговых площадях. Патриарх Филарет своим указом 1627 г. запрещал в селах и городах любые «игрища и колядования»: «…чтоб с кабылками не ходили, и на игрища мирския люди не сходилися, тем бы смуты православным крестьяном не было, и коледы б, и овсеня, и плуги не кликали» 10.
Составленная патриархом Иосифом «Память тиуну Манойлову» 1636 г. констатирует, что и по прошествии стольких лет после Стоглавого собора даже в московских храмах священники не соблюдают соборных установлений сами и не поучают мирских людей нормам благочестия. Нерадивые пастыри, небрежно ведущие богослужение, и потакающие своим «пьянственным нравам» и «лености», не могут правильно влиять на паству. Миряне при таких священниках «с бесстрашием и со всяким небрежением и во время святого пения беседы творят неподобныя с смехотворением», поповские и мирские дети играют в алтаре во время службы, а «шпыни» устраивают в церквях драки и «великую смуту и мятеж», задевая молящихся бранными словами, неизвестные люди собирают с присутствующих в храме деньги, якобы на строительство церквей, настоящие и ложные юродивые и нищие «в церквах ползают, писк творяще, и велик соблазн полагают в простых человецех» 11. В другой грамоте патриарха Иосифа более позднего времени (1646 г.) еще раз говорится о том, что в московские церкви некоторые верующие «приходят аки разбойники с палки, а под теми палки у них бывают копейца железные и бывает у них меж собя драка до крови и лая смрадная» 12.
Игры с рукопашным боем, когда в ход шли не только кулаки, но и холодное оружие и подручные средства тоже принадлежали к числу старорусских мужских забав. Подобные игрища обличал еще митрополит Кирилл в 1274 г. Кулачные бои в Москве неприязненно описывали иностранные послы Сигизмунд Герберштейн и Адам Олеарий. М.Г. Рабинович в своё время считал, что отрицательное мнение иностранцев об этой русской забаве было продиктовано непониманием традиционного образа жизни населения страны 13.
Однако аналогичное отношение к кулачным боям демонстрируют и тексты документов русского государства и церкви. Традиция мерятся по праздникам физической силой плохо согласовывалась с православным благочестием. Противореча себе, М.Г. Рабинович приводит две весьма показательные в этом отношении цитаты. Одна из них взята из грамоты патриарха Иоасафа 1636 г., который отмечает, что «многие люди не токмо что младые, но и старые в толпе ставятся и бывают бои кулачные великие и до смерти убойства». А другая – из грамоты царя Алексея Михайловича 1648 г. жителям г. Белгорода, где белгородцы порицаются за то, что «между собой драку делают» 14.
В 1640 г. царь Михаил Федорович запретил своим указом кулачные бои в Москве: «Которые всякие люди учнут битца кулачку в Китае, и в Белом Каменном Городе, и в Земляном городе, и тех людей имать и приводить в Земский приказ и чинить наказание» 15. Но, как видно из цитированных выше документов, и несколько лет спустя москвичи и жители других городов Российского государства продолжали драться (и не только на кулачках), даже в таких неподобающих местах как церкви и прилегающие к ним участки городских улиц.
Сохранившаяся, несмотря на царские запреты и церковное осуждение, традиция кулачного боя нашла отражение в русском лубке XVII-XVIII вв. «Добры молодцы кулашные бойцы» с комическим изображением и текстом. Другой лубок был посвящен рукопашной борьбе: «Удалые молодцы, добрые борцы, а хто ково поборит не в схватку, тому два ица всмятку». Праздничные шуточные бои происходили в России до самой революции 1917 г. Нередко эти забавы оборачивались для их участников если не трагедией, то большими неприятностями, но никакие усилия светских и церковных властей не могли серьезно повлиять на отношение населения к этим боевым играм, имевшим многовековую историю.
В 1648 г. царем Алексеем Михайловичем был издан указ о запрещении скоморошьих игрищ, языческих обрядов и суеверий. Он предписывал православным в воскресные и праздничные дни посещать церковь, а от «бесовских игр» уклоняться. Нарушивших указ в первые два раза местным властям бить батогами, а застигнутых и после этого за занятиями чародейством, на непристойных игрищах и скоморошьих гуляниях отсылать на более суровую расправу к воеводам, «а которые люди от этого не отстанут, а будут замечены в этом третий и четвертый раз, тех ссылать в украинские (окраинные, приграничные – Л.С.) города» 16.
Но в уже упоминавшейся нами грамоте, датированной 1648 г. и адресованной белгородцам, царь вынужден искать компромисс с горожанами, которые во время службы в церковь не ходят, а увлекаются скоморошьими игрищами с дрессированными медведями и собаками, игрой на музыкальных инструментах, плясками в «харях» (масках) и кулачными боями. Опасаясь, что радикальный призыв к благочестию пропадет втуне, Алексей Михайлович предлагает жителям Белгорода «всяких чинов» не отказываться совсем от празднества со скоморохами, но отложить игрища на вторую половину дня, после окончания церковных служб 17.
Все эти документы нашли отражение в тексте важнейшего юридического документа XVII столетия Уложения царя Алексея Михайловича, утвержденного Земским собором в сентябре 1649 г. В девяти статьях первой главы «О богохульниках и о церковных мятежниках» Уложения фактически повторены основные положения царских и патриарших распоряжений предыдущих трех лет. Обращает на себя внимание, что в отличие от статей Стоглава, практически не содержавших в себе угрожающих формулировок, насаждение и укрепление благочестия на сей раз сопровождалось жестокими мерами.
Однако новые строгости властей не смогли в корне изменить сложившуюся ситуацию. В 1655 г. царем Алексеем Михайловичем был послан знаменитый указ архимандриту переславского Горицкого монастыря Гермогену, в котором говорилось, что в расположенном в ста с небольшим верстах от Москвы городе Переславле-Залесском «бывают прелестники со многим чародейством и волхованием и многих людей тем своим чародейством прельщают, а иные люди тех чародеев и волхвов и баб богомерзких в дом к себе принимают и к малым детям, и те волхвы над больными и младенцами чинят всякое бесовское волхвование <…> сходятся многие люди мужского и женского полу по зарям и в ночи чародействуют с солнечного восхода первого дня луны и смотрят и в громовое громление на реках и в озерах купаются, ожидают себе от того здоровие и с серебра умываются <…> на святках клики бесовские кличут коледу и таусень…» 18. В указе запрещались и скоморошьи игрища, которыми в городе сопровождались все крупные церковные праздники и свадьбы. Чтобы у населения не было даже соблазна продолжать неправедную жизнь, горицкий архимандрит должен был собрать и уничтожить все находившиеся в Переславле музыкальные инструменты.
Насаждение утверждённых государством и церковью правил повседневного благочестия закончилась в Переславле-Залесском пирровой победой властей. Горожане перестали организовывать «братчины», то есть угощаться в складчину и устраивать скоморошьи игры в церковные праздники, но не отказались от привычки в эти дни пьянствовать «до бесчувствия» и бесчинствовать, только делали это не публично, а у себя дома и в гостях у родственников и знакомых. В этих бесчинствах участвовала и местная служилая знать. Так, 6 августа 1684 г. в главный соборный праздник, день Преображения Господня, в доме подьячего съезжей избы Антона Грачева случилась драка с поножовщиной, в которой участвовали воевода Д.В. Санин, губной староста И.С. Чекин и два его сына, подьячий Кузьма Щапин 19. В драке городской воевода убил сына губного старосты, но поскольку убийство произошло не в церкви, а на дому, хоть и в престольный праздник, судили Санина не за нарушение благочестия, а за уголовное преступление.
Против скоморохов и скоморошьих игрищ были направлены и соответствующие тексты нравственно-учительных сборников – предисловий к синодикам. В них осуждались пиры с весельем и забавами, как пустое и небогоугодное занятие для православного христианина. В гравированном издании синодика конца XVII в., иллюстрации которого выполнены группой мастеров во главе со знаменитым гравёром Оружейной палаты Московского Кремля Леонтием Буниным, в сцене «Пир в доме Иона» изображен скоморох, играющий на струнном инструменте. Эта гравюра повторялась художниками-иллюстраторами лицевых рукописных синодиков в русской провинции в XVIII в. 20.
Извести скоморошество и вытравить любовь к скоморохам в сознании рядового населения России не удалось. В русских лубках XVIII в. нередко встречается сцена типичной скоморошьей театрализованной забавы – «Пляска медведя с козой», где животных изображали ряженые (медведь нередко был и настоящим).
Социальная функция скоморохов, состоявшая в утешении страждущих и увеселении унывающих, оценивалась простыми людьми весьма высоко и нередко приравнивалась к юродству и святости. Этот фольклорный мотив был использован Н.С. Лесковым в рассказе «Скоморох Памфалон», главный герой которого в финале возносится в небеса, чтобы присоединиться к сонму святых – печальников о народной судьбе.
Языческие ритуалы и игрища, пьянство и драки в дни церковных праздников и семейных ритуальных торжеств были весьма распространенными случаями нарушения обыденного благочестия. Но еще больший урон духовному и физическому благополучию населения России, по мнению государства и церкви, наносили азартные игры.
Уже Стоглав 1551 г. запрещал православному христианину всякие мирские соблазны, ввергающие в разорение его земное имущество и растлевающие его душу, так как царь Иван Васильевич жаловался собору на то, что дети боярские и люди боярские и всякие рядовые бражники «зернью играют и пропиваются». Они не приносят пользы государству и обществу, ибо не могут нести службы или промышлять торговлей и ремеслом, а только крадут, разбивают и душегубствуют. Собор разрешил царю принять необходимые меры, чтобы перечисленные лица «жили бы по крестьянски, и были бы довольны своими оброки» 21.
Соборное Уложение 1649 г. в главе XXI «О разбойных и татиных делех» констатирует, что ситуация и сто лет спустя осталась прежней 22. Проигравшиеся в карты и в зернь в Москве и в других городах не только утрачивают свое благочестие, но и становятся преступниками: воруют, грабят, режут людей, срывают шапки с прохожих. Поэтому государство призывает граждан «всяких чинов» задерживать промышляющих воровством и разбоем неудачливых игроков и приводить их в приказ. А тех, кто укрывает преступников, предполагалось штрафовать «по полтине на человека».
До Уложения 1649 г. так называемые «закладные игры»: карты, зернь, шахматы и яичный бой были распространенным бытовым пороком русского населения. Карты стоили довольно дорого, ими торговали иностранные купцы, привозя их из-за границы. В зернь или кости (костярную зернь) играли с помощью костяного кубика, на гранях которого были нанесены обозначения выигранных очков. Яичный бой – примитивная игра, в которой соперники, каждый, держа в руке по вареному яйцу, ударяют их друг о друга до тех пор, пока одно из них не разобьется. Тот, чье яйцо разбивалось первым, считался проигравшим. В карты и зернь играли, в основном, в кабаках, владельцы которых откупали у государства монополию на азартные игры и должны были следить за порядком среди играющих 23.
Соборное Уложение конкретизировало юридическую норму отношения государства к азартным играм, первоначально изложенную в довольно расплывчатой и в то же время резкой форме в уже упоминавшемся указе Алексея Михайловича 1648 г., который читался в церквах на протяжении всего 1649 г. По этому указу наряду с языческими ритуалами, скоморошьими игрищами и азартными играми на деньги под запрет попали даже такие невинные развлечения как качели. Вследствие указа пострадал важный для бюджета государства кабацкий сбор, так как, опасаясь гонений за азартные игры, их любители стали предаваться своему пороку тайно.
В Уложении наказание следовало уже не за сам факт игры, а за его возможные криминальные последствия в случае проигрыша: воровство, грабеж и разбой. Но практика откупов на азартные игры не была возобновлена. Игры в кабаках, на кружечных дворах, в квасных и прочих местах должны были строго пресекаться местными властями. Несмотря на строгость законодательства, оно постоянно нарушалось. Об этом ярко свидетельствует приведенное С.Б. Веселовским дело о событиях в Тобольске 1668 г., которое показало, что в этом сибирском городе солдаты, казаки и прочий служилый люд играли в карты и зернь практически открыто в банях и питейных заведениях. А когда начальство пыталось их «унять» и вразумить, убегали в лес и там продолжали своё порочное занятие 24.
На игроков в зернь пытались воздействовать нравственно. В учительную литературу включались фрагменты из переводного сборника «Великое зерцало» с осуждением азартных игр. В синодике XVIII в. из собрания ГИМ помещена миниатюра с изображением игроков в кости, представляющая собой копию с европейской гравюры более раннего времени 25. На этой иллюстрации можно рассмотреть атрибуты игры. Художник также довольно ярко передает накал страстей, которые обуревают игроков. Само действие происходит в интерьере кабака.
Справиться с азартными играми и их любителями также не удалось. Петр I де-юре и де-факто вернул практику откупов на право организации игры в публичных местах. Государство вновь стало получать свою часть прибыли от эксплуатации пороков населения. С.Б. Веселовский приводит текст челобитной приказчика Камчадальских острогов якутскому воеводе, рисующий неприглядную картину последствий этого решения высшей власти: «… от тех вышеписанных картеных и костяных откупов по-всягодно в Камчадальских острогах чинятся промеж служилыми людьми шатости и убийства и всякие грабежи, потому что они на те зерни на картах и на костях испроигрываются донага и достальную лопоть свою, и обувь, и собак, и нарты, и всякие заводы проигрывают без остатка. А как они проигрываются донага, и они надеятся на грабежи и убийства, кто богатее, того и грабят и меж собой животы дуванят» 26.
Другие «еллинские прелести» также восторжествовали в петровское время. Сам царь не гнушался скоморошества, устраивая со своим «Всешутейшим собором» игрища с обильными хмельными возлияниями, пением, плясками, ряженьем в маскарадные костюмы и личины, и «всякими гудебными бесовскими сосудами», которые с таким упорством запрещали его отец и дед. Вскоре к уже известным населению России «бесовским обычаям» добавились новые, заимствованные молодым царем и его окружением из Европы: курение табака, ассамблеи с танцами и маскарадами, фейерверки и военные парады. Игра в шахматы из запрещенного развлечения, ведущего к соблазну православного человека, превратилась в благородную забаву для тренированного ума просвещённой части общества.
В течение XVIII в. параллельно с дифференциацией русской культуры на европеизированную элитарную и народную происходит и разделение её игровой части. Высшее общество привыкает к новым развлечениям: балам, театру, литературным штудиям и разбору сюжетов живописи, искусству светской беседы, а рядовому населению страны остаются в наследие от средневековья традиционные радости праздничных гуляний со скоморошьими играми, плясками и хороводами, «медвединой потехой», качелями и борьбой «стенка на стенку».
Примечания:
1. Веселовский С.Б. Азартные игры как источник дохода Московского государства в XVII веке // Из истории Московского государства в XVII веке. – М., 2005. – С. 5-32 (Первая публикация: Сборник статей, посвященных Василию Осиповичу Ключевскому его учениками, друзьями и почитателями ко дню тридцатилетия его профессорской деятельности в Московском университете. – М., 1909. – С. 291-316).
2. Эко У. Маятник Фуко. – СПб., 2004. – С. 103.
3. Домострой. – М., 1990. – С. 57.
4. Российское законодательство X-XX веков. Т.2. – М., 1995. – С. 308.
5. Россия XVII века. Воспоминания иностранцев. – Смоленск, 2003. – С. 272.
6. Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях. – М., 1869. – С. 442.
7. Царские грамоты, жалованные ярославскому Толгскому монастырю // Ярославские епархиальные ведомости. – 1897. – № 13. – С. 200-202. – Часть неофициальная.
8. Российское законодательство X-XX веков. Т.2. – С. 309.
9. Законодательные акты русского государства: Тексты. – Л., 1986. – С. 129. – № 155.
10. Ук. изд. – С. 137. – № 164.
11. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи Археографической экспедицией Императорской Академии наук. Т.3. – СПб., 1836.– С. 401-402. – № 264.
12. Ук. изд. Т.4. – С. 481-482. – № 321.
13. Рабинович М.Г. Очерки этнографии русского феодального города. – М., 1978. – С. 164.
15. Законодательные акты русского государства. Ук. изд. – С. 193. – № 281.
16. Ук. изд. – С. 124-126. – № 35.
17. Рабинович М.Г. Ук. изд. – С. 150.
18. Лебедев Д. Собрание историко-юридических актов. – М., 1881. – № 11.
19. Смирнов М.И. Переславль-Залесский. Исторический очерк 1934 года. – Переславль-Залесский, 1996. – С. 187-188.
20. См., например: Синодик Сольбинского монастыря середины XVIII в. (Переславль-Залесский музей-заповедник. Инв. 4309).
21. Российское законодательство X-XX веков. Т.2. Ук. изд. – С. 308.
22. Соборное уложение 1649 года. Текст, комментарии. – Л., 1987. – С. 119.