Не «чюднии они», но «пресловущии иконописци»:

/ о Борисовских иконописцах–«личкунах» по материалам исследований кустарной промышленности России 2–й половины XIX – начала XX века. /

И.А. Припачкин, 2003

Сергей Дмитриевич Шереметев, опубликовав в 1892 году очерк о родовом поместье слободе Борисовке, ни словом не обмолвился об иконном промысле, хотя позже, в начале XX века, будучи в составе Высочайше учрежденного комитета попечительства о русской иконописи, он был активным сторонником открытия в Борисовке иконописной школы, призванной поддерживать лучшие традиции русского иконописания ¹. Выбор Борисовки, наряду с Палехом и Холуем, не был случайным. Со 2–й половины XIX века Борисовка играла заметную роль в производстве икон, обслуживая юг и юго–запад России ². Помимо самой слободы, церкви которой были украшены работами местных мастеров ³, борисовские иконы наполняли рынки Курской, Харьковской, Полтавской, Екатеринославской, Ростовской, Таганрогской губерний, Дона, Приазовья, Кубани, достигая даже Кавказа ⁴.

К примеру, в отчете о Курской Коренной ярмарке 1863 года упомянут, располагавшийся «пониже мыльного ряда.., целый ряд икон, украшенных фольгою – изделия монахинь севского, борисовского, курского и других окрестных женских монастырей ⁵. Можно думать, что собственно иконной основой под фольгу служили изделия борисовских иконописцев.

В Киеве, в ходе поездок предпринятых в 1901 году для изучения состояния иконного дела в России, на подоле, у Братского монастыря изделия борисовских ремесленников во множестве видели, командированные Комитетом попечительства о русской иконописи С.Д. Шереметев, Н.П. Кондаков и В.Т. Георгиевский ⁶. Граф С.Д. Шереметев писал: «Все же, более приличное, встречаемое на рынке – это произведения села Борисовки. При всех недостатках своих, они заслуживают внимания и поддержки» ⁷. Не таким лицеприятным был отзыв Н.П. Кондакова, которому «в Киеве… удалось видеть, до какой степени падения дошло иконописное мастерство Борисовки» ⁸. В.Т. Георгиевский, как и С.Д. Шереметев, среди «расхожих», недорогих икон отдал предпочтение борисовским образам, отметив, что на Печерске и на Подоле борисовские подокладницы, украшенные фольгой монахинями Борисовского Тихвинского монастыря, «идут в громадном количестве». «На большинстве из этих икон написаны только личики и ручки изображений, остальное все остается незаписанным и закрывается фольгой и цветами, но фольга здесь несколько лучшего качества, чем на иконах мстерских и холуйских мастеров; она толще и прочнее и дольше держится на иконе, да и киоты в Борисовке делаются гораздо прочнее, чем в Холуе…» ⁹. Учитывая, что на богомолье в Киев, на подол, к фонтану «св. Лева», где и была развернута торговля иконами, стекалось огромное число паломников–простолюдинов не только из малороссийских губерний (помимо вышеназванных, Подольской, Волынской), но и южных великорусских (Воронежской, Орловской, Курской), и, наверное, почти каждый приобретал образа то ли для себя или своих односельчан, то ли для своей церкви, то во множестве российских мест борисовские иконы не были редкостью ¹⁰.

Известно также, что развозчики и продавцы борисовских икон завозили и сбывали их в Болгарии и Сербии ¹¹.

Такая обширная география распространения борисовских, главным образом, «подфолежных» (подризных) икон, должна предполагать довольно внушительное число кустарей иконников и более менее высокую производительность труда. Действительно, в 1901 году в Борисовке занималось иконописным промыслом 800 человек ¹². Каждый, по–видимому, мог изготовить в год до 750 икон, во всяком случае такова статистика промысла 1885 года ¹³. Следовательно, ежегодное производство икон в Борисовке приближалось к 600 000 ¹⁴.

Сказанного, по–видимому, достаточно, чтобы попытаться «воскресить» фигуру, по–своему, «пресловущего» борисовского кустаря–иконника – «личкуна» и хотя бы в общих чертах охарактеризовать изготовляемую им продукцию.

Профессиональные иконописцы появились в Борисовке, очевидно, не позднее 2–й половины XVIII века ¹⁵. Однако первоначальное их число было едва ли велико. Положение, сохранявшееся даже в 1–й половине – середине XIX века. Так, в Грайворонском уезде, к которому относилась слобода, по статистическим сведениям конца 1830–х – начала 1840–х годов числилось всего 9 помещичьих живописцев, притом, что число душ в Борисовке составляло 8385 ¹⁶.

В середине века, но, кажется, до 1864 года, иконописным промыслом занималось уже более 20 человек ¹⁷. Также без привязки к определенной дате Г.И. Охрименко писал, что во 2–й половине XIX века в Борисовке работало 185 живописцев, не считая 18 отхожих ¹⁸. Но вот в 1884 – 1885 году кустарей–иконников, работающих на месте, уже 500 ¹⁹, в 1888 году только отхожих иконописцев – 164 ²⁰. На рубеже XIX – XX веков иконописцев в Борисовке было уже около 800 человек ²¹, а в 1905 году – 900 ²². Впрочем, согласно текущей статистике кустарных промыслов черноземных губерний 1896 / 1897 года «иконоделием и живописью» в Борисовской волости занималось 260 человек ²³. По Записке В.Т. Георгиевского, поданной в Комитет попечительства о русской иконописи, в 1901 году в Борисовке работало 500 иконописцев «(492 души)» ²⁴. Заниженные цифры 1896 / 1897 и 1901 года приводятся в официальных петербургских изданиях, в то время как более высокие опубликованы в местных, курских изданиях и, как основанные на работе местных корреспондентов, вероятно, точнее.

Количественный рост кустарей–иконописцев не должен вводить в заблуждение относительно качественного прогресса ремесла. В действительности, на все эти сотни занимающихся иконописанием ремесленников приходилось всегда только несколько десятков достойных мастеров, способных писать не только личное, но весь образ, включая доличное, и кроме того в сложных композициях (точнее было бы сказать делать список). Примечательно, что с каждым годом таких иконописцев становилось меньше: в 1880–х около 50 ²⁵, из них «хороших иконописцев красочников» – 4 ²⁶; в конце XIX начале XX века последних – 10 ²⁷, а в 1905 году – 15 ²⁸.

Именно качественными мастерами для своих горе–собратьев, не способных писать ничего, кроме ликов и ручек, было придумано прозвище «личкунов–мазунов» ²⁹. И, как видно, «личкунство» доминировало.

Возникновение и развитие «личкунства» во 2–й половине XIX века произошло в результате социально–экономических преобразований России этого периода. В одном из первых исследований этого явления в Борисовке называются три основных причины, повлекших его. Во–первых, отмена крепостного права, подвигшая неземледельческое население Борисовки, оставшееся без поддержки графа–помещика и оплачиваемых обязанностей перед ним искать заработка. Для известной части населения слободы с XVIII века знакомой со спецификой церковной живописи, занятие иконописным промыслом было, несомненно, выходом ³⁰.

Во–вторых, развитие сети железных дорого, ощутимо снизивших стоимость хороших икон на местных и южных рынках, и одновременно, из–за вырубки лесов, приведших к подорожанию производства – «промысел начал т.с. «размениваться на мелкие» и демократизироваться. Прежде писали и торговали иконы в основном зажиточные» ³¹.

И, в–третьих, переориентация южного российского рынка, куда, главным образом, отправлялись иконы, с относительно дорогих «красочных» икон на киотные подокладные образа «плохие по своему внутреннему достоинству, но блестящие по внешней фольговой отделке». «Хочь лопата, абы свято», – говорил крестьянин ³². Конъюнктура растет за счет удешевления продукции, которая, между тем, по–своему стремится имитировать дорогие иконы в золотых ризах. Кроме того, рынок и производство требовали скорейшего оборота. «Святость» была необходима, но недорогая, доступная массам, и в массе.

Кажется, может быть названа и еще одна причина, связанная с особенностями рынка и сбыта икон – это появление и развитие т.н. иконообдельческого промысла, прежде всего в Борисовском Тихвинском женском монастыре и, несколько позже, в самой слободе. В конце XIX начале XX века обряжением подокладниц в фольговые ризы и их украшением в Тихвинском монастыре занималось до 300 монахинь и в слободе до 150 человек ³³. К этому надо прибавить насельниц Белгородского монастыря и Никольской пустыни, Харьковской губернии ³⁴. Именно они закупали сотни тысяч иконных заготовок «личкунов» и доводили их до «товарного» вида, мотивировали и стимулировали работу кустарей.

Промысел «личкунов» в Борисовке, как, впрочем, и «красочников», был делом исключительно семейным с незначительным привлечением учеников со стороны. Группу работников составляли 1 – 2 человека. «На семью, занимающуюся иконописью, в среднем приходится всего 1,8 работников–иконописцев», – писали в 1885 году ³⁵. В начале XX века В.Т. Георгиевский отмечал в связи с этим, что мастерские невелики, условия плохи, разделение труда, как в суздальских иконописных артелях, отсутствует ³⁶. Ремеслом занимались беспрерывно, в течение всего года, кроме воскресений и праздников – всего 240 дней ³⁷. За работу садились в 3 – 4 часа утра и с непродолжительными перерывами на завтрак, утренний чай, обед и вечерний чай завершали в 8 – 9 вечера. Затем ужин и сон ³⁸. Т.о., трудовой день длился несколько меньше 16 – 18 часов. За это время иконник–«личкун» обыкновенно писал от 3 до 5 икон–одиночек (т.е. с 1 ликом, см. словарь В.И. Даля). В исследовании 1885 года упоминаются и такие «умельцы», которые писали до 15 – 20 икон в день, «но их работа безобразна; даже неприхотливый крестьянин обходит такие изделия или берет их в случае крайней нужды» ³⁹. Большего времени, от 1,3 до 3 дней, требовалось для написания многоликих икон, таких как двунадесятые праздники и Покров Пресвятой Богородицы ⁴⁰. Т.о. за неделю (6 дней) иконописец–«личкун» мог писать 18 – 25 несложных изображений, в год (арифметически) – от 720 до 1200 икон. По сведениям 1885 года – около 750 ⁴¹.

Техника изготовления иконы особой сложностью не отличалась. Готовые, преимущественной ольховые, реже липовые, доски закупались оптом у местных дощечников ⁴². «Личковые» доски «невысокого качества, делаются небрежно, скобелем не гладятся, циркулем не размериваются и шпугов (шпонок – авт.) сзади на них не вставляется, доски зачастую кривые, в сухой комнате… коробятся.., но в иконах киотных это сходит незаметно» ⁴³. Грунт накладывался иконописцем только в тех местах, где предполагалось писать лик, руки и ноги. Грунт полировали ножом, поливая его водой или хлебным квасом ⁴⁴. Иногда грунт очень тонок или вовсе отсутствует. Затем темно–коричневым, почти черным цветом делали грубый схематичный очерк фигуры, после чего с большей или меньшей тщательностью, в зависимости от умения и навыков кустаря, писалось личное. Краски использовались масляные, купленные в борисовских лавках, куда они привозились из Харькова или Москвы. У непритязательных «личкунов» краски были дешевые и очень низкого качества. В.К. Казакевич писал, что уже через 2 часа они линяют, «выгорают от солнечного света, особенно лазурь и белила» ⁴⁵. Золото «личкуны» не употребляли. После завершения письма живописные места олифились. На доске делались беглым росчерком конвенциональные надписи ⁴⁶. Встречались и безграмотные иконники, за которых подписывали доску другие ⁴⁷.

В обязательный набор инструментов входили мольберт–треножник, муштабель, беличьи, кошачьи и т.п. кисти (обыкновенно приготовляемые самим иконописцем), щетяки (что–то вроде нешироко флейца, сделанного из щетины, кустари также делали их преимущественно сами), которыми первоначально сглаживали краски, добиваясь плавного тонального перехода, мягкий флейц из барсуковой шерсти, которым сплавляли мазки, шпадель (тонкая роговая пластинка клиновидной формы, используемая для смешения красок и составления из них необходимого цвета), деревянная палитра, фоштигель («небольшой деревянный ящик, разделенный на две половины, в одно из них наливается конопляное масло, а в другое обыкновенно счищают с палитры краски»), камень – гладко отполированная каменная плита для растирания красок (готовится обычно из булыжника) и, наконец, курант – «кусок обделанного камня, которым на палитре растирают краски» ⁴⁸.

Иконографию подризных икон определял рынок – спрос и вкус южнорусского крестьянина, мотивированные практическими ожиданиями помощи святых, традиционно покровительствующих деревенскому населению. Поэтому наиболее распространенными были иконы Спаса Вседержителя, Богоматери (Смоленской, Владимирской, Казанской), часто образующие пару, принятую для благословления новобрачных, далее иконы двунадесятых праздников, св. Николая чудотворца (на одной из борисовских икон автору довелось видеть надпись «Св. Христов Николай», очевидно, свидетельствующую о глубокой вере крестьянина во всемогущественное покровительство святого угодника), Тихвинской Богоматери, чудотворная икона которой находилась в Тихвинском Борисовском женском монастыре, св. Харлампия (защитника «от глада и мора или злотворного воздуха, погубляющего плоды»), св. Власия (покровителя скота, защитника от чумных поветрий и других эпизоотий), Козельщанской Богоматери, прославившейся чудотворениями с 1881 в селе Козельщине, Харьковской губернии, расположенном недалеко от Борисовки. Все другие святые писались значительно реже названных ⁴⁹.

В качестве иконографических образцов использовались изображения из святцев, четьих–миней, иконописных подлинников, переводы с наиболее известных икон ⁵⁰.

Размеры икон (указываются по высоте): 6 вершков (26,6 см), 7 вершков (31 см), 8 вершков (35,5 см), 12 вершков (53,3 см), 14 вершков (62,2 см), 1 аршин (71 см) ⁵¹.

Сбывались образа, по–видимому, круглый год, главным образом, монахиням–обряжальщицам Тихвинского монастыря и борисовцам, занятым «иконообдельческим» промыслом, которые, кроме того, и сбывали иконы на ранках.

Некоторые мастера принимали к себе учеников – местных «отроков» в возрасте 12 – 14 лет. «У личкунов ученики обыкновенно обучаются 2 – 3 года. – писали в 1885 году. – 1–й год харчи свои, 2–й – хозяйские. Одежда все время своя. Первоначальные приемы состоят в том, что мальчика приучают выводить на бумаге отдельные части лица: глаза, уши, лоб, нос, губы и, наконец, голову. У личкунских учеников это рисование продолжается не более 3 месяцев, затем мальчик начинает приучаться писать красками на доске» ⁵². Время работы ученика, как и мастера – 13 – 15 часов в день. «… все отличаются низким ростом, узостью груди и некоторой сгорбленностью. Лучшие годы за мольбертом, следовательно производят впечатление худосочных недоносков» ⁵³.

Возможно, самым счастливым периодом в круге постоянной рутинной работы являлась осень, когда крестьяне, заработавшие на продаже хлеба и пр., приобретали иконы для готовящихся свадеб, в дом и т.п. К осени же отстраивались погорельцы «и первым делом спешили закупить «Божьего благословения». С дальних украинских ярмарок возвращались монахини, выгодно распродавшие «свои фольговые изделия». «Личкуны» получали новые заказы и, как правило, хорошие задатки». «Борисовка принимает праздничный вид: все с деньгами, все шьют себе обновы… щегольнуть нарядами друг перед другом» ⁵⁴.

Для полноты образа борисовского иконописца приведем пространную цитату, живость и гуманность которой, могли бы исчезнуть от пересказа. «Население Борисовки состоит исключительно из малороссов. Но здесь вы уже встретите не того неподвижного, сосредоточенного и замкнутого хохла, которого видите обыкновенно в мелких деревнях, – нет, малоросс здесь совершенно неузнаваем: он очень подвижен, жив и разговорчив и решительно ничем не походит на земледельца. Характер его напоминает обыкновенного городского обывателя-ремесленника. За словом он в карман не полезет, шапки ни перед кем не ломает, на ближайшее начальство, вроде старшины, урядника и даже станового и священника, смотрит с усмешкой… Чтобы резче отделиться от черного народа он редко употребляет свой природный язык и старается говорить по-русски, «как господа говорят», и подражает во всем этим последним – в одежде, домашней обстановке и т.д.

Дома опрятность, всегда чистота, на окошке дешевые коленкоровые занавески, с кружевами домашнего приготовления, несколько горшков с цветами – геранью, фуксией и т.п., на полу – коврик домашнего производства, на лавке, в переднем углу под «святом» – тщательно начищенный самовар, в столовом ящике целая дюжина чайных чашек, т.к. пьют чай обязательно по 2 раза в день. Он «не дурак выпить», но не в кабаке с «серым народом», а дома, тихо, скромно или, в крайнем случае, в трактире. Никогда не напивается до самозабвения и безобразий. Одевается не в серый крестьянский армяк, а в пиджак, пальто, брюки и смазные сапоги. Песни поются городские: «Под вечер осенью ненастной», «Там, где море» и др., знают даже «Стрелочка» и «Ночной зефир», последние особенно популярны. Грамотных среди живописцев 50 % от общего количества, некоторые читают даже книжки и газеты, доставая их из училищной библиотеки и у духовных» ⁵⁵.

В свое время И.Г. Охрименко писал, что «искусствоведческого исследования борисовской иконописи нет, как нет и собрания ее образцов, чтобы судить о ней. <…> Но нам кажется бесспорным, что попытки некоторых товарищей искать в Борисовке шедевры живописи, какие находятся на севере России, просто бесполезны» ⁵⁶. Слова справедливые и посейчас, тем более в отношении подокладниц. В 1990–х годах в Борисовском краеведческом и Белгородском художественном музеях мне довелось видеть лишь несколько, не более 5 – 6, подобных работ. Между тем, образцы борисовского «личкунства» достаточно часто приносят на консультации в Курскую государственную картинную галерею частные лица и их довольно много в курских храмах. Идентификация не вызывает затруднений. Т.о. сделать предварительный анализ хотя бы наиболее типичных из них представляется вполне возможным и необходимым.

Прежде всего, борисовские подокладницы не имеют ковчега, по своей стилистике живописны, во всяком случае настолько, насколько ее мог выдержать кустарь–иконописец. Лик Богородицы часто очень миловиден, хотя и несколько широк, с почти правильными пропорциями, светотеневой моделировкой. Карнация (под олифой) золотисто охристого тона. Глаза темные с живым, чуть влажным взглядом («южные»). Лик Богомладенца излишне полон, скорее юношеский, по манере напоминающий российские портреты XVIII века. Как и Богоматери глаза большие, круглые (но голубые), нос прямой, губы чувственные. Лик Христа–мужа, как мне представляется, южнорусского типа, с широкими скулами и теми же особенностями частей, что и у Богомладенца, усы не переходят в бороду, последняя негустая, юношеская или коротко стриженная, под подбородком разделена надвое. Волосы почти прямые, длинные, гладко расчесаны на стороны, лежат на плечах; шея широкая.

Однако преимущественно из того, что довелось мне видеть, представляет собой изделия примитивные, своеобразный иконный «наив». Личное очень плоскостно, написано или светотеневой моделировкой, или в два основных приема – ровный бледно–охристый санкирь, поверх которого темным рисунком нанесены черты лица, обозначены пальцы рук и ног. Большинство иконных изображений производят впечатление пустотелости, невольно вызывающее ассоциации сос скорлупой. Эффект, возможно, обусловленный тонкостью грунта или его отсутствием, низким качеством красок, наложенных довольно экономно, и их бледным выгоревшим тоном.

Отличительным признаком борисовских подризных икон также могут считаться их фольговые оклады, типологически единые, сделанные почти всегда руками монахинь Борисовского Тихвинского монастыря или борисовцами, украшавшими иконы в одинаковой с монастырем манере. Облачения плоские с прочеканенным узором; нимбы также узорчаты, заканчиваются многочисленными лучиками. Зазор между иконной доской и киотом обычно оформлен профилированной, имитирующей багет, фольговой рамой. В углах рамы, иногда и в середине сторон – фольговые подобия цветов, винограда, состоящие из полусферических бляшек, переплетенных спиралей–стеблей, широких лапок–листьев, создающих пышную квази–барочную конструкцию, часто с плохо читаемой, произвольно организованной структурой. Во всем окладе ощущается какое–то перенасыщение, избыток фольги. Также встречаются более спокойные оклады из мелких цветов, сделанных из вощеной бумаги, и укрепленных на фольговой раме.

Примечания:

1. Шереметев С. Борисовка. СПб., 1902. Слобода Борисовка (теперь районный центр), некогда входившая в состав Курской губернии, находится в 40 с небольшим километрах западнее Белгорода и входит в его область.
2. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 105.
3. Копия рукописи исторических данных далекого прошлого нашей местности, собранных земским работником Волковым Иваном Григорьевичем из документов графской вотчинной конторы, подвергнувшейся разгрому во время революционного восстания в Борисовке, в 1906 году. Лл. 48, 64 (не издана, машинопись в Борисовском краеведческом музее).
4. Охрименко И.Г. Очерки истории Борисовского района. 3 тт. Т. 3. Л. 134 (не изд., машинопись в Борисовском краеведческом музее); Казакевич В.К. Описание кустарных промыслов Грайворонского уезда // Материалы по исследованию кустарной промышленности в Курской губернии. Вып. 1. Курск, 1904. С. 309 – 334. С. 317.
5. Беседовский И.И. Коренная ярмарка в 1863 году // Труды курского губернского статистического комитета. Вып. II. Курск, 1866. С. 3 – 160. С. 73.
6. Записка Графа С.Д. Шереметева по поводу поездки летом 1901 г. по монастырям с целью более подробного ознакомления с положением иконного дела // Известия Комитета попечительства о русской иконописи. Вып. 1. СПб., 1902. С. 34 – 37; Записка Управляющего делами Комитета, Академика Н.П. Кондакова о положении дела иконописания в юго–западных губерниях России и мерах к подъятию оного // Указ. изд. С. 106 – 108; Записка В.Т. Георгиевского о паломничестве и иконной торговле в г. Киеве // Указ. изд. С. 109 – 125.
7. Записка Графа С.Д. Шереметева… С. 35.
8. Записка … Н.П. Кондакова… С. 107.
9. Записка В.Т. Георгиевского…С. 121.
10. В связи с темой настоящей конференции не могу не процитировать описание фонтана «Святого Лева» В.Т. Георгиевского. «Едва ли не самыми любимыми местами для сборищ богомольцев служат два пункта – в старом городе это памятник Богдану Хмельницкому, а на подоле – фонтан «Св. Лева», фонтан, украшенный грубо вырезанной из дерева и раскрашенной фигурой Самсона, разрывающего пасть Льва; из этой пасти бежит вода по дренажным трубам, собранная из верхней части города. <…>… большей популярностью (в срав. с Богданом Хмельницким. – И.П.) у простолюдинов пользуется «Св. Лев». Вода, льющаяся из пасти «Св. Лева», считается целебной, ее наливают в бутылки и разносят по домам. Самого Самсона и льва богомольцы стараются разукрасить – надевают на шеи и Самсону и Льву медные крестики, бросают в воду медные деньги, крестики и вообще проводят около этого фонтана довольно значительное время. Быть в Киеве и не видеть «Св. Лева», не попить воды, льющейся из его пасти, для паломника–простолюдина это все равно, что быть в Риме и не видеть папы» Записка В.Т. Георгиевского… С. 116 – 117.
11. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 105; Тарасов О.Ю. Русские иконы XVIII – начала XX в. на Балканах // Советское славяноведение. 1990. № 3. С. 49 – 70. С. 51.
12. Казакевич В.К. Указ. изд. С. 310.
13. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 117.
14. Для сравнения, Холуй в середине XIX века производил ежегодно от 1,5 до 2 миллионов икон, в 1879 г. из Мстеры на продажу было отправлено 1 миллион 205 тысяч икон (Тарасов О.Ю. Икона и благочестие. Очерки иконного дела в императорской России. М., 1995. С. 166, 171). В Борисовке в 1885 г. – около 360 тысяч.
15. Охрименко И.Г. Указ. соч. Т. 3. Л. 128 – 129.
16. Военно–статистическое обозрение Российской империи. Т. XIII. Ч. 3. Курская губерния. СПб., 1850. Таблицы 26, 5.
17. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885.
18. Охрименко Г.И. Указ. соч. Т. 3. Л. 111.
19. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 105.
20. О значении отхожего промысла в курской губернии. Курск, 1888. С. 5 (таблица, см. Грайворонский уезд).
21. Казакевич В.К. Указ. изд. С. 310.
22. Златоверховников Н.И. Иконописание в Курской губернии // Труды курской ученой архивной комиссии. Вып. 1. Курск, 1911. С. 78 – 85. С. 81.
23. Текущая статистика кустарных промыслов: Черноземные земледельческие губернии. 1896 / 7 сельскохозяйственный год // Отчеты и исследования по кустарной промышленности в России. Т. V. СПб., 1898. С. 435.
24. Записка В.Т. Георгиевского «Слобода Борисовка» // Известия Комитета попечительства о русской иконописи. Вып. 1. СПб., 1902. С. 126 – 130. С. 127.
25. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 116; Пономарев Н.В. Кустарные промыслы Курской и Киевской губерний. Исследования 1889 – 1890 гг. // Отчеты и исследования по кустарной промышленности в России. Т. I. СПб., 1892. С. 317 – 353. С. 330.
26. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 110.
27. Казакевич В.К. Указ. изд. С. 310.
28. Златоверховников Н.И. Указ. изд. С. 81.
29. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 110.
30. «Земельные наделы в Борисовке настолько ограничены, – писал Н.В. Пономарев, – что хозяйство на них не обеспечивает существования, вблизи же достать земли в аренду или купить, при помощи крестьянского земельного банка, совершенно невозможно; поэтому занятие иконописцев… представляется крайне необходимым» (Пономарев Н.В. Указ. изд. С. 331).
31. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 108.
32. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 109 – 111.
33. Казакевич В.К. Указ. изд. С. 316.
34. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 120.
35. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 111.
36. Записка В.Т. Георгиевского «Слобода Борисовка» // Известия Комитета попечительства о русской иконописи. Вып. 1. СПб., 1902. С. 126 – 130. С. 128.
37. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 117.
38. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 117 –118; Казакевич В.К. Указ. изд. 315.
39. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 117.
40. Там же.
41. Там же.
42. Указ. изд. С. 113.
43. Указ. изд. С. 113 – 114.
44. Указ. изд. С. 115.
45. Казакевич В.К. Указ. изд. С. 312.
46. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 115.
47. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 110.
48. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 111 – 112; Казакевич В.К. Указ. изд. С. 312.
49. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 116 – 117; Казакевич В.К. Указ. изд. С. 313.
50. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 115, Казакевич В.К. Указ. изд. С. 313.
51. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 120; Казакевич В.К. Указ. изд. С. 312.
52. О кустарных промыслах Курской губернии. Курск, 1885. С. 119.
53. Указ. из. С. 120.
54. Указ. изд. С. 122.
55. Указ. изд. С. 124 – 125.
56. Охрименко И.Г. Указ. соч. Т. 3. Л. 131.