И.А. Припачкин, 2008 1
«Моденская» икона, о которой пойдет речь в настоящем сообщении, относится к группе богородичных икон, не вписывающихся в известную типологию, что собственно и порождает вопросы об иконографических протографах. Богоматерь на ней изображена в рост, стоящей вполоборота с приподнятыми руками, между которых восседает Богомладенец Христос. Он благословляет, в левой ручке – свиток, фигура обращена вовне от Богоматери, ножки развернуты, скрещены, из-под правой виднеется пяточка левой ( илл. 1, 2).
Казалось бы, общераспространенное предание об итальянском происхождении иконы, якобы вывезенной гр. Б.П. Шереметевым из Модены и вложенной в церковь подмосковного села Косино Петром I 2, дает ключ к ее иконографической идентификации. Однако ни участие Б.П. Шереметева, ни участие Петра в судьбе иконы документально не подтверждаются, и, по мнению В.А. Меняйло, — поздние легенды, возникшие не ранее XIX в. Со своей стороны добавим, что на запрос о существовании в Модене какой-либо иконы, схожей с нашим образом, директор Моденского музея средневекового и современного искусства сеньора Энрика Паджелла, любезно сообщила об отсутствии таковой. Это не опровергает окончательно предположения, что Б.П. Шереметев приобрел в Модене у антиквара не известный образ Мадонны или список с него, а обычную икону. Но вероятность такого хода событий минимизируется с иной стороны: стилистика образа, вопреки описаниям XIX – нач. ХХ в., лишена каких-либо итальянских черт. Как выяснилось после реставрации, проведенной в музее им. Андрея Рублева, Косинская святыня – русская икона первой половины XVII в. 3, и источники ее композиции, очевидно, лежат в круге искусства, восходящего к византийской традиции.
Уже Н.П. Кондаков предполагал связь «Моденской-Косинской» Богоматери с восточнохристианским типом Богоматери Никопеи, почитаемым в Византии и распространенным в разных изводах, в том числе и за пределами империи. Один из таких, как считал Н.П. Кондаков, изводов, а именно воспроизведенный в нижнем регистре алтаря церкви Санта Мария ин Трастевере (Рим, кон. XIII в., авт. П. Каваллини) ( илл. 3, 4), стал для ученого поводом уточнить происхождение иконографии «Косинского» образа 4.
Действительно, Богоматерь с Богомладенцем в этой сцене отчасти предвосхищают то специфическое положение фигур, какое свойственно «Моденской» иконе. Вместе с тем не вполне ясно, должны ли мы видеть в мозаике именно Никопею, признаком которой, наряду с «щитком» с изображением Богомладенца или отсутствием «щитка» и переходом Младенца непосредственно на руки Богоматери, является фронтальность фигур Марии и Христа ( илл. 5, 8).
Н.П. Кондаков, по-видимому, допускал возможность поворота фигур, что, в действительности, означает, возможность трансформации в данной мозаике не только Никопеи, но и таких, иконографических типов Богородицы, как Кипрская, Одигитрия и с натяжкой – Умиление (Елеуса). Это доказывается существованием разновидности «Моденской-Косинской», где Богомладенец обращен к Богоматери и восседает не между Ее рук, а подобно классической Одигитрии – на Ее шуйце, при этом десная рука Марии, похоже, указывает на Него ( илл. 9).В каталоге собрания Загорского музея производная икона под вопросом датирована XV в. и снабжена пояснительным наименованием «Одигитрия в рост» 5. Отождествлять этот образ с «Моденской-Косинской» некорректно, однако его признание в качестве допустимого извода «Косинской» сразу же вызывает череду византийских протоаналогов, предполагающих отмеченную нами выше трансформацию пространственного положения и жестикуляции 6. Среди них: лицевая створка энколпиона-реликвария VII в. с образом Одигитрии в рост из собрания Кристиана Шмидта (Мюнхен) ( илл. 10), кольцо-печатка конца VI-VII в. тождественной иконографии из той же коллекции ( илл. 11), еще одна Одигитрия в рост – икона-плакетка середины X-XI в. (слоновая кость, Нью-Йорк, музей Метрополитен) ( илл. 12), поясные Одигитрии – икона середины XIII из собрания Византийского музея в Афинах ( илл. 13), икона середины XIV в. из собрания ГМИИ им. А.С. Пушкина (Москва) ( илл. 14), образ Богородицы Перивлепты 2-й половины XIV в. из Галереи икон (Охрид) ( илл. 15), Одигитрия в рост – Богоматерь «Вместилище Невместимого», 1316-1321, мозаика монастыря Хора (Кахрие Джами) ( илл. 16), Константинополь и, наконец, Богоматерь Елеуса в рост, 1316-1321, фреска того же монастыря ( илл. 17). Во всех приведенных примерах показательна общность приема заметного «выноса» Младенца Христа в сторону.
Еще одно замечание касается смысловых аспектов изображения из церкви Санта Мария ин Трастевере. Богоматерь с Богомладенцем не являются здесь непосредственными участниками сцены. Их присутствие реализуется через икону-тондо, на которой они изображены ( илл. 18). По этой причине они вписаны в медальон, за границами которого показаны предстоящие апостолы Петр и Павел, и коленопреклоненный персонаж, которого еп. Порфирий (Успенский) называет «кем-то маленьким» 7. Следовательно, есть основания полагать, что мозаика передает сцену поклонения богородичной иконе. Впрочем, согласно христианской догматике, это то же, что и поклонение самим святым первообразам. И в разбираемой мозаике кольцо может знаменовать не только грани иконы, но и небеса, и некую границу, разделяющую сакральное и профанное, или сакральное и сакральное в соответствии с заданной иерархией. И тогда перед нами – сцена испрошения благословения, милости.
Тема поклонения-моления Богородице, по мнению некоторых современных исследователей, явилась определяющей и для иконы «Моденской-Косинской». В частности, такое убеждение высказывает М.А. Комова, предлагая в качестве иконографических протоаналогов мозаику церкви Марторана (1143-1151, Палермо, Сицилия), на которой мы видим Богоматерь Агиосоритиссу со свитком и припадающим к Ее ногам адмиралом Георгием Антиохийским ( илл. 19), и Богоматерь «Максимовскую», где Богородица в условно близкой ситуации показана с Богомладенцем ( илл. 20). Собственно присутствие молящегося-припадающего задает поворот Небесной заступницы и Ее Сына в сторону последнего. И, по-видимому, той же причиной, пусть и не персонифицированной в конкретном образе, обусловлен разворот на иконе «Моденской-Косинской».Между тем, на наш взгляд, разворот в сторону припадающего вызван не его присутствием в пространстве иконы, а стилистическими изменениями, происходившими в церковном искусстве со второй половины XIII с., – в частности, отходом от принципа иератизма и стремлением художников к «оптическому единству образа», жанровым деталям, вносившим «в иконографию значительное оживление» 8. В подтверждение нашего мнения приведем рельефную пластину слоновой кости «Богоматерь Одигитрия с припадающим и ангелами» (ок. 980), из собрания Баварского национального музея (Мюнхен) ( илл. 21).
Несомненно, такой семантический подход, в основе которого лежат содержательные аспекты образа, может быть продуктивным, в том числе в иконографических исследованиях. Между тем, иконография имеет дело с изобразительными формами, схемами, что должно предполагать использование и сугубо визуального метода. Содержание определяется контекстом и по сути многозначно. В каноне праздника Елецкой (Черниговской) иконе Богоматери в Харькове есть слова о том, что «молитвы людей Божиих сию (икону. – И.П.), аки крыла херувимов присно окружают». Надо ли уточнять, что молитвы — самые разнообразные, и окружают «присно» не только эту икону. Каждый образ Богородицы, будет ли он с профанными припадающими, палеосными святыми фигурами или без них, может пониматься и как ктиторский, и как обетный, и как апотропейный, и как филантропический, и как поминальный, и как домостроительный, и как христологический и мн. др. Чтобы убедиться в этом достаточно проанализировать любую службу Богоматери, ради той или иной Ее чудотворной иконы. (Нами эта работа проделана и в настоящее время ее результаты находятся в печати.) Таким образом, абстрактная изобразительная схема адекватна различным смыслам и ее формальные качества ценны, на наш взгляд, не менее содержательных.В связи с этим нам хотелось бы обратить внимание на некоторые сцены священно-исторического и эортологического циклов, а также изображения «идентифицирующего» назначения. Истоки иконографии Богоматери «Моденской-Косинской», возможно, связаны и с ними.
Бегство в Египет, фреска 1535 г., монастыря Хумор (Румыния) ( илл. 22). Собственно, это сцена прибытия Святого семейства в Египет. С левой стороны – Иосиф и Мария с Богомладенцем на руках на фоне городских стен. Справа – коленопреклоненные фигуры встречающих. Богоматерь показана вполоборота вправо, с приподнятой правой рукой, то ли указующей на Христа, то ли просто обращенной к припадающим. Фигура Богомладенца, размещенная на Ее левой руке, фронтальна, но лик и ручки, по-видимому, благословляющие, обращены от Богоматери в сторону встречающих.
Отдельные сцены Сретения, те из изводов, где Христос показан на руках Богоматери 9. Древнейшая из них – мозаика ц. Санта Мария Маджиоре (432-440, Рим): Богоматерь и Младенец обращены вполоборота вправо, десница Христа, возможно, благословляющая, приподнята правой рукой Марии ( илл. 23). Затем – миниатюра кодекса Григория Богослова № 510 (IX в., Париж) ( илл. 24), мозаика в юго-западном тромпе наоса монастыря Хосиос Лукас (1030-1040, Фокида, Греция) ( илл. 25), мозаика на западной подпружной арке церкви Марторана (1143-1151, Палермо, Сицилия) ( илл. 26), фреска церкви Спаса на Нередице (1199, Новгород) ( илл. 27), рельеф на притолоке церкви Нотр Дам де ла Шарите-сюр-Луар (XII в., Ниверне, Франция) ( илл. 28), миниатюра Сент-Олбанской псалтири (1120-1135) ( илл. 29), миниатюра Копенгагенской псалтири (1175-1200) ( илл. 30). Примечательно, что в примерах западной иконографии Богомладенец всюду представлен благословляющим, что не характерно для памятников восточнохристианского искусства.
Особенно интересен в эортологической группе византийский резной диптих «Сретение» X в. из собрания Государственного Эрмитажа (С.-Петербург) ( илл. 31). Его притягательность в том, что фигуры Симеона и Богоматери с Богомладенцем размещены на отдельных створах. При этом богородичная створа очень близка к искомому нами протографу и в известной степени самостоятельна. К тому же, она была частью праздничного полиптиха, другие створы которого утрачены. Таким образом, изначально (до сборки полиптиха) отдельный фрагмент Богоматери с Богомладенцем, мог также получить автономное бытование, если бы полиптих почему-либо был разрознен или не собран. В автономном состоянии створа вполне могла послужить архетипом для «Моденской-Косинской» иконы ( илл. 32, илл. 33).
Наша гипотетическая реконструкция выглядела бы более убедительно, если бы в службе «Косинской» иконе присутствовали сретенские коннотации. Однако следует признать, что таковых в ней не содержится. Между тем они присутствуют в службе иконе Богоматери «Взыскание погибших» – «Ветхий деньми младенствовав плотию, Материю Девою в церковь приносится, Своего закона исполняя обещание, Егоже Симеон приим...» (На великой вечери, стихира праздника) – что, впрочем, не меняет дискуссионности нашего предположения.
Наконец, в завершение нам хотелось бы привлечь еще один иконографический пример – актовую печать (№ 760) XV века новгородского Плотницкого конца ( илл. 34). На печати выдавлена поясная Богоматерь с вознесенными перед грудью руками, между которых помещен Богомладенец в рост. Обе фигуры обращены вправо. В целом иконография очень близка «Моденской-Косинской». Изображение имеет зеркальную транспозицию, что определенно действует в нашу пользу.
Публикаторы печати В.Л. Янин и Т.А. Чукова описали ее иконографию как «поясное изображение Богоматери «Деисусной» (у Т.А. Чуковой – «Агиосоритиссы») 10. Мы склонны принять эту терминологию только в том случае, если она подразумевает технический – тезаурусный – аспект. В отношении иконографическом определение ложно, так как Богоматерь «Агиосоритисса» (Деисусная) не несет фигуры Богомладенца. В этом иконографическом типе Он отсутствует. В связи с этим, если мы хотим сохранить иконографическую точность и одновременно идентификационный потенциал определения, оно, по-видимому, должно быть изменено на «Псевдоагиосоритиссу».
Приведенная новгородская печать, как близкий аналог «Моденской-Косинской», знаменательна еще по одной причине. Согласно реконструкции В.А. Меняйло «Моденская-Косинская» икона могла происходить из Николаевского Моденского монастыря Новгородской епархии. Монастырь существовал с XV в. и располагался недалеко от г. Устюжны, «на возвышенном песчаном берегу р. Мологи, близ устья впадающей в нее р. Моденки» 11. Между тем, на разбираемой печати указан новгородский Антониев монастырь, бывший в Плотницком конце города.
В отношении памятников новгородской сфрагистики Т.А. Чукова писала, что «основными иконографическими протографами для древнерусских печатей были не только византийские печати, но и особо почитаемые иконы (как привезенные из Византии и ставшие местными святынями, так и древнерусские), а также памятники монументальной живописи, как это было принято в Византии» 12. В связи с печатью «Псевдоагиосоритиссы» это заставляет думать либо о существовании какого-то неизвестного нам протографа, либо об оригинальности автора-изготовителя матрицы для буллы, либо о невозможности обобщения выводов Т.А. Чуковой на весь комплекс печатей – т.е. видеть в нашем случае исключение. Действительно, в другом месте Т.А. Чукова констатировала, что для печати № 760 «иконографических аналогий ни среди известных нам памятников изобразительного искусства – как русского, так и византийского, ни среди памятников византийской сфрагистики найти не удалось» 13.
Казалось бы неудовлетворительный вывод. Однако мы также должны признать, что не располагаем достаточными основаниями для того, чтобы поставить окончательную точку в вопросе нашего сообщения, которое нельзя вместе с тем отнести к отрицательному опыту.
Примечания:
1. Благодарю за помощь, оказанную при написании настоящего сообщения, Н.Н. Чугрееву (Центральный музей древнерусской культуры и искусства им. А. Рублева), М.С. Тарасову (Курская государственная картинная галерея им. А.А. Дейнеки) и Н.В. Толстую (Государственная Третьяковская галерея).
2. «Историю» Моденской-Косинской иконы см., напр., в: Сказание о чудотворных иконах Богоматери и Ея милостях роду человеческому. М., 1993. С. 355-356.
3. Сведения сообщены Н.Н. Чугреевой.
4. После разбора изводов «фронтальной» Никопеи Н.П. Кондаков писал «В принятом нами порядке мы должны указать подобный же тип (т.е. Никопею. – И.П.) изображения: в мозаической иконе Божией матери (рис. 66), работы П. Каваллини, в алтаре церкви св. мари в Трастевере в Риме, 1291 г.; далее, у Варнавы Моденского, но особенно уже в XV веке, у живописцев флорентинской и северо-итальянских школ, при чем, однако, Божия Матерь изображается преимущественно сидящею. Напротив, представление этого именно типа не редко в итало-критской иконописи (венецианских мастерских?).В России такого рода изображение Божией Матери наиболее известно в Моденской (или Косинской) чудотворной иконе» (Кондаков Н.П. Иконография Богоматери. В 2-х тт. Т. 2. М., 1998. С. 146, 148).
5. Николаева Т.В. Древнерусская живопись Загорского музея. М., 1977. С. 91. Кат. № 125.
6. Признаться, идея трансформации кажется искусственной и усложненной. Логика иконографического развития в том случае, если это развитие имеет уже свою долгую историю, должна быть более простой и ясной. А это заставляет искать протографы с чертами более тождественными и близкими в деталях. Об этом см. ниже.
7. «Младенец… благословляет кого-то маленького», – пишет он (Порфирий, еп. (Успенский). Святыни земли Италийской. (Из путевых заметок 1854 года). М., 1996. С. 260).
8. О стилистических переменах см: Лазарев В.Н. История византийской живописи. М., 1986. С. 124-125.
9. В свое время идею о вероятном влиянии композиции Сретения на «Моденскую-Косинскую» высказывала В.А. Меняйло. К моменту, когда нам стало известно об этом, мы также имели вполне сложившуюся концепцию на сей счет.
10. Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси X-XV вв. В 2-х тт. Т II. М., 1970. С. 230; Чукова Т.А. Иконография Христа, Божией матери и святых на древнерусских металлических актовых печатях X-XV вв. (фрагменты книги) // Христианская иконография Востока и Запада в памятниках материальной культуры Древней Руси и Византии: Памяти Т. Чуковой. СПб., 2006. С. 28-77. С. 37.
11. Булгаков С.В. Настольная книга для священно-церковно-служителей. В 2-х чч. Ч. II. М., 1993. С. 1508. Название реки Моденка происходит, вероятно, от глагола модеть – нвг. таять, гнить, чахнуть, хилеть.
12. Чукова Т.А. Ук. изд. С. 38.
13. Чукова Т.А. Ук. изд. С. 37.