В своей книге «Учитесь рисовать» (1965) – руководстве начинающим художникам – А.А. Дейнека писал, что к одному из интересных и необходимых моментов создания большой картины или маленькой иллюстрации относятся т.н. «рисунки, эскизы, имеющие подсобное значение, дающие композиционное решение всего произведения либо его частей».
Блокнот с набросками, сделанными в севастопольскую поездку художника 1934 года, полон зарисовок на одном дыхании, почти одной линией, мгновенно и просто. Карандаш без отрыва схватывает позу, фигуру, строения, детали одежды, силуэт корабля… Зарисовки порой снабжены поясняющими надписями – «залив», «море», «свет», «на переднем плане теленок»… Это абсолютно прагматичная «кухня», где художник нащупывал будущее решение. Где-то – это композиционный строй, где-то – информативные детали, характер, гротеск, линия, подсказанная натурой.
Сидящего моряка, зарисовку набережной, кораблей, групп людей можно отыскать позднее в живописном полотне «Севастополь. У мола» 1934 /ГТГ/ (Воспр.: А.А. Дейнека. Живопись. Графика Скульптура. Мозаика. Л.: Аврора, 1982, ил. 88); рисунок подводной лодки – в картине «Балаклава»1934 /ГТГ/ (Воспр.: В.П. Сысоев. Александр Дейнека. Монография. М.: Изобр. искусство. 1989, ил. 87). В блокноте – это несколько линий, штрихов, иногда части композиции, набросанные на нескольких листах. Порой в хаотичных, понятных только художнику движениях карандаша угадываются записи о цвете: «умбра», «фиолет.». К этому времени Дейнека очень любил и сами полеты, и всю авиационную тематику. На страницах блокнота запечатлены и такие моменты. Уже совсем путанные, малопонятные зарисовки в самолете перемежаются записями: «горизонт», «облака», «горы», «виражи», «почему толчки», «порыв ветра».
«Я вижу на вираже аэроплана, как земля повисла передо мной рельефным планом. Что человек по старой привычке видит верх-низ, как небо и землю, и что мертвая петля реально ставит все наоборот; вы на вашей мысленной картине низ решаете кобальтом неба, загружая верх розовыми буграми гор... и что скучный, режущий пополам картину, горизонт в лёте проектируется неожиданной диагональю. Далеко внизу, в нужных направлениях, темной мухой на стекле, бегает второй самолет – живописные планы требуют коррективов и новых глав в учениях о воздушных планах. <…> Какие необычайные каракули делает карандаш... От абриса гор перескакивает к слову «прозрачно». От растушевки, где больше давленой бумаги, чем рисунка внизу плывущих облаков, к слову «холодно». Обежав поверху несколько раз Севастополь, через несколько минут, то улыбаясь, то хмурясь, что-то вспоминаю, осторожно дорисовываю на удобозримый лад летные впечатления, пока раскаленный солнцем катерок так долго перевозит меня через бухту» (А. А. Дейнека. Творческая командировка // Искусство. 1935. № 2. С. 159). Прямые аналогии этих зарисовок трудно уже отыскать в иллюстрациях или станковых композициях, безусловно лишь то, что они помогали работать, освежая воспоминания, высвечивая образы и впечатления. Это была неотъемлемая часть уникального творческого метода, ценнейший материал, ожидающий своего воплощения в рамках «большого стиля», станковой картины.
Крым, и в особенности Севастополь, был для Дейнеки особым местом, где, кажется, мечты о прекрасном «завтра», о солнечном рае, об утопическом «золотом веке», о счастливой стране обретали осязаемые очертания.
