Игровое действо в традиционной русской крестьянской свадьбе

Игровое действо – основная внешняя форма исполнения большинства традиционных русских народных обрядов. За ним были сокрыты элементы древних магических ритуалов, с течением времени утративших свой первоначальный смысл и приобретших игровой характер, но всё же устойчиво исполнявшихся благодаря древней защитной и благожелательной символике. Далеко не всегда игровое действо в обряде имело характер весёлого развлечения. В некоторых обрядах, обусловленных экстремальными событиями, преобладали элементы совершенно противоположного свойства. К примеру, обряд опахивания исполнялся также в виде инсценированного действа, но в настолько немыслимых в обычной жизни формах, что в народе его называли – «смерть гонять». К нему прибегали в крайних случаях – при массовых болезнях людей и скота. И именно эта игровая форма, доведенная до немыслимого гротеска, должна была, по представлениям участников, отвести беду.

Ни в одном из традиционных обрядов не слились так воедино развлекательное и драматическое действа, как в крестьянской свадьбе. В ней было место «плачу невесты» – одной из её необходимых обязанностей было умение «голосить», т. е. плакать с причитаниями. Полной драматизма было прощание с «девичьей красой», а кульминацией первого этапа свадебного ритуала было надевание невестой «печальной» одежды. И в то же время после венчания характер действа менялся в совершенно противоположную сторону. Ни один из традиционных обрядов не был так наполнен элементами театрализации, как свадьба, в народе всегда говорили- «играть свадьбу»- в значении праздновать, справлять. Здесь существовал свой, веками сложившийся «сценарий», отличавшийся большим разнообразием в различных регионах России. В регламентированном составе участников каждый исполнял свою «роль» и, придерживаясь установленных правил поведения, имел своё игровое имя – «дружко», «повозник», подшапочник», «поезжане» и т.п. ¹. «Сценарий» действа дополняли особые персонажи народного театра – «ряженые», которые разыгрывали свои «мизансцены» на темы крестьянской жизни. Ни одна свадьба не мыслилась без песен, которые сопровождали буквально каждый шаг её участников, а их исполнительниц так и называли – «игрицы». «Обыгрывать» гостей означало петь песни специально для определенного человека: «Игрицы играли, тебя величали». Многожанровый русский свадебный фольклор насчитывает несколько тысяч текстов, собирание которых началось ещё в середине XIX в. ².

Образы традиционной крестьянской свадьбы представлены в графических и живописных произведениях, среди которых завораживающий сюжет картины В.М. Максимова «Приход колдуна на крестьянскую свадьбу». Кроме них, о свадебном действе позволяют судить предметы народного искусства, являвшиеся неотъемлемыми атрибутами обряда и имевшие в нём свою особую знаковую функцию. Значение крестьянской вышивки и, украшенных ею, полотенец на всех этапах свадьбы невозможно переоценить, так же, как и роль свадебного костюма, покрой и отделка которого имели особую символику (³, с. 18-24; ⁴, с. 8-85; ⁵). В соответствии с игровым характером свадебного действа использовавшимся в нем даже обычным бытовым предметам придавались особые магические свойства, направленные в первую очередь на защиту его участников от действия злых сил. Ставшие атрибутами участников ритуала бытовые предметы ярко подчеркивали его театральный характер (⁶, с. 156-185). Дополняют вещественные памятники ценные сведения, содержащиеся в документальных записях свадебного обряда, начало собиранию которых было положено в середине XIX в. в различных уголках России. Учитывая региональные отличия типов свадьбы и связанных с ней произведений народного искусства, вопрос о характере игрового действа целесообразно рассматривать на примере конкретного региона, в данном случае, на материалах Калужской губернии второй половины XIX – начала ХХ в.

Все действа, следовавшие в традиционной русской крестьянской свадьбе одно за другим или с определенным временным промежутком, разделяются на несколько этапов. Первый – предсвадебный: от сватовства до венчания; второй – день венчания; третий – послесвадебные обряды. Каждый из периодов состоял из целого ряда обрядов, имевших определенное название и свою особую направленность. Всем им были присущи- в той или иной мере- игровые элементы, выступавшие в различных формах. Простейшей из них была форма иносказания, аллегории, повсеместно прочно вошедшая в свадебную традицию, когда участники ритуала, стараясь скрыть свои истинные намерения, создавали определенный, весьма далекий от истинного замысла «образ». Особенно ярко это проявлялось на этапе сватовства, причем, обе заинтересованные стороны, понимая условность игры, следовали её правилам. В с. Сильковичи Мосальского уезда Калужской губернии в конце XIX в. на «рукобитье», когда уже было получено предварительное согласие, сваты жениха вновь приезжали в дом невесты. Этот момент акцентировался игровым действом – «на воротах». Сваты – «извощички» трижды стучали в ворота дубиной, требуя впустить переночевать заблудившихся путников. С трудом получив разрешение въехать во двор, сваты далее требовали показать им «лисицу, куницу, красную девицу». После долгих ролевых «переговоров» начиналось угощение хозяев дома с приехавшими гостями и обмен невесты и сватов дарами (⁷, с. 91-92).

С каждым последующим обрядом свадебного цикла характер игрового действа усложнялся. Ещё на этапе сватовства исполнялся довольно необычный обряд «скакания в понёву», он был известен в Калужской губ., как локальный, и сведения о нём сохранились по записи 1851 г., сделанной в с. Петросельи Мосальского уезда ⁸, позднее в 1925 – 1926 г. дополненные полевыми материалами Н.И. Лебедевой, собранными в этой же губернии (⁹, с. 46-47). При получении согласия на сватовство собирались родственники будущей невесты, ставили её на лавку, держали перед ней юбку-поневу, являвшуюся принадлежностью исключительно женского крестьянского костюма, и приговаривали:

«Не ходи, не ходи, наше дитятко,
По батюшкиной по лавочке,
Не прыгай, не резвись <…>
Вскачи, вскачи в панёвушку».

Будущая невеста, бегая по лавке, отвечала: «хочу – скачу, хочу – нет». Родственники снова начинали уговаривать: «Скачи наша Аннушка, скачи наша милая, скачи наша жалкая…» Суровые ответы звучали несколько раз, затем девушка спрыгивала с лавки и на неё надевали понёву. «Вскочить в понёву» означало объявить себя невестой, это был знак просватанной девушки. Это действо – поздний отголосок древнего обряда, обозначавшего совершеннолетие девушки путем одевания в первый раз женской одежды. Он совершался в день именин как особый ритуал, позднее слился с начальным этапом свадьбы. В XIXв. «скакание в понёву», кроме Калужской, было известно также в Тульской, Тамбовской и Рязанской губерниях. В нач. ХХ в. в с. Никольском Лихвинского уезда Калужской губ. этот обряд исполняли на смех, просто как дань обычаю перед отъездом невесты к венцу. Дальнейшими шагами по превращению обряда в игровое действо было прыгание в рыболовную снасть, известное в Нижегородской губ. и «скакание» в красный пояс, расстеленный на полу в виде круга ( в Тамбовской и Псковской губ.). Если невеста была согласна на брак, то она прыгала с лавки в середину круга (¹⁰, с. 240-241). Рыболовные сети использовались в свадебном костюме как оберег. Подпоясывание жениха сетями для предохранения от порчи было известно в Ростовском уезде Ярославской губ. Считалось, что необычное явление недоступно нечистой силе (¹¹, с. 13) и, чем ярче выражалась необычность в употреблении отдельных предметов, тем сильнее должна быть защитная функция (⁴, с. 37). Здесь оставался всего один шаг к превращению магических ритуалов в игровые. В использовании рыболовной сети, как детали костюма, необычность доведена до немыслимого предела. Опоясывание невесты, собирающейся к венцу, сетью по рубашке под сарафаном было записано М.Е. Шереметевой со слов 84-летней жительницы с. Ромоданово в пригороде Калуги в 1926 г. во время сбора материала по свадебному обряду локальной этнической группы «Гамаюнщина» (¹², с. 32). Тогда же поступила в собрание Калужского краеведческого музея часть невода, которым опоясывали невесту во время свадьбы, но в 1953 г. этот предмет был списан.

В цикле предсвадебных обрядов значительное внимание уделялось сознательно подчеркнутому «плачу невесты». После того, как было окончательно назначено время свадьбы, что делалось на так называемом «запое», невеста за одну – две недели до венчания начинала «выть». В Малоярославецком уезде Калужской губернии различались два понятия: «запой» – как время, в которое невесту окончательно просватают и «пропой» – последний вечер перед свадьбой (¹³, с. 173). Но в большинстве случаев они сливались воедино. Обычно их смысл объяснялся преобладающей ролью угощения, как первое свадебное пиршество. Однако, такое понимание отражает очень позднюю стадию обряда, уже переходящую в игровую. Так, как это было в 1926 г. в д. Верховой в пригороде Калуги. В конце «пропоя» невеста уходила в сенцы избы и начинала причитать – «плакать» обычными словами – «пропили – проели» (¹², с. 90). Первоначальный смысл названия этой части свадьбы был иным. В с. Жерелево Мосальского уезда в конце XIX в. при получении согласия на брак, невеста обносила дарами родных жениха, затем все садились за ужин и начинали «пить песни» (⁷, с. 126). Исконной основой обряда, видимо, было не столько угощение. Его смысл подчеркнут фразой – «пить песни», т.е. быть всецело ими поглощенными. Такое же понятие отмечено у русского населения некоторых сел Чистопольского уезда Казанской губ., где «запой» рассматривался как начало исполнения свадебных песен, «опевания» невесты (¹⁴, с. 64). Песни были своего рода напутствием невесте в её переходе – «рождении» к новой стадии жизни и, звучавшее вначале слово «пропеть» («пропои»), со временем получило иной смысл. Если принять во внимание, что напутствие человека в последний путь сопровождающееся так же печальными песнопениями, называется словом «отпеть», то становится понятным название одного из предсвадебных обрядов накануне венчания, наполненного печальными причитаниями. В ряде сёл Калужского уезда в начале ХХ в. причитания невесты перед венчанием назывались «вой», таким же словом обозначался плач по покойнику (¹⁵, с. 5). Ряд исследователей отмечают генетическую связь некоторых свадебных ритуалов с погребальными обрядами и представлениями о смерти (¹⁶, с. 286).

Игровой аспект в «печальном» предсвадебном цикле проявлялся довольно неоднозначно, в зависимости от региональных отличий, социально-экономических условий, традиций. В 1926 г. М.Е. Шереметева, описывая свадьбу «Гамаюнщины» недалеко от Калуги, отмечала: «Причет в деревне не шутка и не мертвый обычай: он подлинно выражает настроение невесты и её близких, всю тревогу и страх за будущее» (¹², с. 95).

Элементы драматического действа преобладали в северной свадьбе, где существовал обычай, по которому невеста, причитая, – «хлесталась», т. е. бросалась с размаху на пол, лавку, в ноги родителям (¹⁷, с. 49). В большинстве же русских сёл Курской губ. причитания «имели эпизодический характер и не были так эмоционально трагичны, как на севере» (¹⁸, с. 178).

Говоря о предвенчальном этапе свадьбы, необходимо отметить основную черту костюма этого периода – одевание невестой «по печали», особенно ярко проявившееся в южнорусских областях. В западной части Мосальского уезда Калужской губ. невеста ехала под венец во всем «печальном», в неукрашенной понёве, в белой без красной отделки рубахе и в белом платке-покрывале, которые после свадебного стола менялись на праздничную одежду (¹⁹, с. 31). В коллекции Калужского областного краеведческого музея хранится женская венчальная рубаха из с. Игнатовского Лихвинского уезда (КОКМ КЛ 2346), особенностью кроя которой являются длинные узкие рукава, спускавшиеся ниже кистей рук. Одевалась она также необычным способом: задом наперед, т. е. с застежкой на спине. Такие венчальные рубахи у которых «с подолом вместе трепались рукава» в конце XIX в. были уже редкими (²⁰, с. 42). В северных областях такие «долгие» рукава назывались «плакальными» (⁴, с. 32), подчеркивая своим названием, как и весь комплекс «горемычной» одежды (⁵, с. 56-58), драматический характер первого периода свадьбы.

День венчания знаменовал собой не только новый этап свадебного ритуала, но и менял в корне весь характер действа, в котором начинало брать верх веселье в самых различных формах, достигая кульминации в сценах, разыгрываемых ряжеными на второй день пиршества.

Одним из распространённых игровых элементов дня венчания был, так называемый, «выкуп косы». Жених с дружкой и «поезжанами» являлись в дом невесты, чтобы везти её к венцу, где им ставились всевозможные шуточные препятствия. В с. Сильковичи Мосальского уезда Калужской губ. этот обряд исполнялся как своеобразная инсценировка. На коленях невесты сидел десятилетний мальчик, который держал в руках её косу и «пилил» по ней большой толстой палкой. Дружко грозил мальчику «ременным кнутом», а тот, в ответ погрозив дружке, продолжал «пилить» косу, приговаривая, «отдай полтину, косу покину». Выкуп заканчивался поднесением мальчику угощения (⁷, с. 98). В Малоярославецком уезде обряд «продажи косы» также не обходился без взаимных «угроз» участников. Сидевший рядом с невестой её брат, вооруженный половником или весёлкой для размешивания теста, помахивая своим «оружием», не уступал места жениху. Мелкая серебряная монета заканчивала переговоры (¹³, с. 176). В этих обрядах в качестве шуточного оружия выступают обычные деревянные бытовые предметы или просто толстая палка. Древние основы этого, ставшего развлекательным действа, прослеживаются в символике украинской свадьбы. К атрибутам её участников относятся так называемые «сабля», «меч», которые были деревянными и украшались цветами. Они имели апотропейное значение, которым в глубокой древности наделялись все острые металлическе предметы (⁴, с. 74). Аналогичная символика была присуща и другому свадебному атрибуту – ременной плети дружка, которой он освобождал место жениху рядом с невестой при выкупе её косы, провожал и встречал свадебный поезд, хлопал по воздуху.

После обряда венчания игровое действо становилось всё более разнообразным, усложнялся его сценарий, который на первых порах подчинялся одному из основных правил предшествующего периода – созданию, а затем преодолению различных препятствий. Во многих селах Калужского края возвращавшемуся после венчания из церкви свадебному поезду «закидывали зайца», т.е. перегораживали дорогу, требуя выкупа – вина. Такое же условие выдвигали зрители – односельчане не участвовавшие в свадьбе, требуя «околишной» – угощения. На этом этапе свадебного ритуала в нём появляется такой театральный элемент как зрители, воспринимающие её как зрелище, в отличие от предсвадебного периода, совершавшегося без широкой огласки.

Один из ярких игровых ритуалов дня венчания бытовал в конце XIX в. в ряде сел Калужского уезда. После венчания невеста возвращалась в дом родителей сменить «печальную» одежду на праздничную. Вскоре приезжал жених, в избе разыгрывалось действо по выкупу места рядом с невестой в подчеркнуто невообразимой форме. За столом рядом с невестой сидел её брат, исполнявший роль «шорника». Перед ним на столе стояла кружка с водой, лежал кусок черного хлеба и селёдка. «Шорник», изображая очень голодного человека, ел хлеб и запивал его водой. И в то же время иглой с длинной ниткой «штопал селёдку», сильно размахивая при этом рукой. На просьбу дружки освободить место за столом «шорник», ссылаясь на срочность работы по «штопанью селёдки», старался нарочито задеть его рукой. В продолжение игрового диалога «шорнику» предложили рубль выкупа и рюмку водки. Тот продолжал упрямиться: «что ж я на одной ноге хромать буду, давай другую», т.е. рюмку водки. В завершение игры «шорник» отдавал рубль невесте, забирал свой «реквизит» – селёдку и удалялся, запев песню (¹², с. 39). В этом игровом эпизоде ярко подчеркнут комедийный характер.

На различных этапах свадьбы, а особенно после венчания, важную смысловую нагрузку имело одаривание родственников жениха вышитыми полотенцами, холстами, изготовленными невестой. Полотенца также являлись составной частью костюма жениха и невесты, были опознавательными знаками участников свадьбы, украшали свадебную повозку. В старинной свадьбе в некоторых калужских селах, когда ещё было не принято знакомить до свадьбы жениха и невесту, последняя узнавала своего суженого во время венчания в церкви по вышитому рушнику – её дару жениху, которым тот был опоясан (¹², с. 10). Эти произведения народного искусства в каждом регионе имели свои особенности в декоре, сюжетах и технике вышивки. В Калужском областном краеведческом музее хранится коллекция местной крестьянской вышивки «цветная перевить», выполнявшейся по продернутому в виде сетки холсту нитями красного и белого цвета с добавлением синего, желтого и зеленого. В коллекции – свадебные полотенца с узорным ткачеством и вышивкой, их детали (²¹, № 44-47, № 65) и «убрус» – полотенце (покрывало невесты) из очень тонкого отбеленного холста из д. Збродово Лихвинского уезда.

Вышитые полотенца и предметы одежды были важной составной частью приданого невесты, с которым были связаны опредёленные ритуалы. Привоз приданого сопровождался шуточными сценами. В Малоярославецком уезде Калужской губ. после венчания сундук с приданым в дом жениха несли особые персонажи – «дерюжники». При этом чётко соблюдался определенный порядок: два крестьянина, обвязав верёвкой сундук, поддевали его на шесте, к другому шесту привязывали дерюгу и подушку. Шествие сопровождалось песнями. Участников процессии полагалось встретить вином и угостить обедом, после чего они возвращались домой. Если угощение им нравилось, «дерюжники» собирали со стола ложки, привязывали их на шест украшенный красным платком, и шли по селу с песнями и пляской (¹³, с. 177). В этом эпизоде, помимо ярко выраженного игрового комедийного действа, представлены элементы хореографии, более полно воплотившиеся в пляске – «скакании» ряженых на завершающем этапе свадьбы.

Обряд привоза приданого запечатлен не только в документальных записях, но и в сюжете крестьянской вышивки «цветная перевить», выполненной в Тарусском уезде Калужской губ. в нач. ХХ в. (²¹, № 91). На ней в трёхчастной композиции представлены два всадника по сторонам женской фигуры с поднятыми руками, под ногами коней – «сундуки с приданым».

В послевенчальный период в цикле свадебных обрядов широкое распространение получает ряженье. На предыдущих этапах оно также имело место, но очень ограниченное. Г.С. Маслова дала такую характеристику этому явлению: «Свадебное ряженье – сложные драматические действа, в которых слились игровые, развлекательные моменты, имевшие бытовой характер, с древней основой, восходящей к магии плодородия и культу предков» (⁴, с. 78). Другие исследователи отмечали тесную связь свадебного ряженья с календарным ряженьем на святки, масленицу, как в наборе персонажей – масок, так и в сюжетах. Общими были образы ряженого медведя, козы, цыганки, женщины переодетой мужчиной и наоборот. Наиболее популярен был образ коня. Среди святочных игр, имитирующих обряды, была известна шуточная свадьба, изображавшая венчание и свадебный поезд (¹⁷, с. 39). Специфика свадебного ряженья проявлялась в подборе персонажей, среди которых не встречались демонические существа, в приуроченности к дневному времени суток, в отличие от святочного (²², с. 114-115). Широко распространенное во многих областях России ряженье конем в с. Спас-Деменск Мосальского уезда Калужской губ. исполнялось в завершение дня венчания. Две пары дюжих парней составляли лошадь из положенных на плечи кольев, обёрнутых ветхими тряпками, еще один участник садился на «лошадь» верхом и она въезжала в избу, где за столом сидели молодые. Разыгрывалась сценка с диалогами, в которой «всадник» – «господин поручик» просил подлечить падающую лошадь и т.п., шуточными действиями требуя, себе угощения (⁷, с. 140).

По сравнению со свадебным масленичное ряженье конем в д. Калужкино Мещовского уезда Калужской губ. отличалось большим игровым размахом. Туловище «кабылы» изготавливали из длинного снопа соломы, а вместо головы на палку прикрепляли лошадиный череп. Затем всю конструкцию покрывали ветхими тряпками. Двое молодых парней служили конечностями импровизированной лошади, которую под звуки гармошки, звон бубенчиков и удары по косе водили по деревне с песнями и пляской. Игрокам – «ногам лошади» и её поводырям подносили угощение (⁷, с. 44-45).

Множеством игровых сцен был наполнен следующий за венчанием день свадьбы, такими, как общеизвестное битье горшков, подметание нарочито сорной избы молодой супругой и т.п. Среди них особо выделяется обряд хождения молодых на источник, бытовавший во многих областях России (¹⁶, с. 293-294). Здесь обязательным было присутствие зрителей и музыкальное сопровождение: пляски, песни, шум и грохот. Старинный обычай шествия молодых на колодец и в первой четверти ХХ в. считался интересным зрелищем для односельчан и зачастую перерастал в праздничное гулянье. По насыщенности игровыми эпизодами, театрализации этот свадебный обряд не уступал безудержному масленичному веселью. Формы исполнения варьировались от наиболее простой, как в некоторых сёлах Мещовского уезда, когда односельчане шутливо мешали молодым зачерпнуть воды из колодца до тех пор, пока не получали угощения (¹³, с. 169). Более сложным был сценарий хождения в селениях правого берега Оки недалеко от Калуги. В середине XIX в. оно обычно разыгрывалось около источника, а в 1920-е годы – около избы по возвращении молодых с колодца (¹², с. 60, 106). Особое место отводилось ряженым, чаще всего это были «старик» и «старуха», причем роль «старика» исполняла обязательно женщина. Они наряжались в нарочито рваную одежду, мазали лицо сажей и плясали друг с другом, изображая влюбленных. При этом пелись свадебные «плясовые песни», в которых акцентировались образы петуха и курицы. Символика плодородия отражалась в костюме, где специально подчеркивались особенности фигуры женского персонажа. Отличительной чертой ряженых было вымазанное сажей лицо, которое можно расценивать как маску.

Одной из характерных черт традиционной народной игровой культуры было использование для гримировки ритуальных материалов – сажи, угля, глины, муки. Причем, как отмечали исследователи, костюмировка и грим–маска, дополнявшие внешнее преображение, строго регламентировались ритуалом, вне которого воспринимались как греховные и нечистые действа (²³, с. 80, 83).

Традиционная крестьянская свадьба в различных своих аспектах – тема неисчерпаемая, даже на уровне отдельных регионов. её «до-театрально игровой язык» был довольно разнообразен: от простой иносказательно–аллегорической формы до включения элементов хореографии, песенно–музыкальной культуры, сценического перевоплощения с маской и пр. Свадебному ритуалу была присуща своя драматургия, определенный состав участников и зрителей. Основу любого игрового действа, в какой бы форме оно не выражалось, составляли древние магические обряды, или, скорее всего, то, что сохранила о них народная память.

Примечания:

2. Шейн П.В. Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п. Т.1. – СПб., 1900.

3. Маслова Г.С. Орнамент русской народной вышивки как историко–этнографический источник. – М., 1978. – С. 18-24.

4. Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах XIX – начала ХХ в. – М., 1984. – С. 8-85.

5. Горожанина С.В., Зайцева Л.М. Русский народный свадебный костюм. Из собрания Сергиево–Посадского государственного историко–художественного музея–заповедника. – М., 2003.

6. Шангина И.И. Обрядовая одежда восточнославянских народов в собрании государственного музея этнографии народов СССР // Приложение к книге: Г.С. Маслова. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах. – М., 1984. – С. 156–185.

7. Фольклор Калужской губернии в записях и публикациях XIX – начала ХХ в. Вып. 1. Народные обряды и поэзия. Сост.: Н.М. Ведерникова // Русская традиционная культура – 1997. – № 4-5. – С. 89–98.

8. Свадьба в сельце Петросельи Мосальского уезда // Калужские губернские ведомости. – 1851. – № 42. – Часть неофициальная.

9. Лебедева Н.И. Народный быт в верховьях Десны и в верховьях Оки. Ч.1. – М., 1927.

10. Зеленин Д.К. Обрядовое празднество совершеннолетия девицы у русских // Живая старина. 1911. Вып.2. – СПб., 1912. – С. 233-246.

11. Зеленин Д.К. «Обыденные» полотенца и «обыденные» храмы // Живая старина. 1911. Вып.1. – СПб., 1911. – С. 1–20.

12. Шереметева М.Е. Свадьба в Гамаюнщине Калужского уезда. Труды Калужского общества истории и древностей. – Калуга, 1928.

13. Материалы для географии и статистики России. Калужская губ. Ч.2. Сост.: М. Попроцкий. – СПб., 1864.

14. Зорин Н.В. Русский свадебный ритуал. – М., 2001.

15. Дмитриев Н.Л. Материалы по этнографии Калужской губернии. Свадебный обряд. Похоронные вои. – Калуга, 1919.

16. Самоделова Е.А. Рязанская свадьба. Исследование местного обрядового фольклора // Рязанский этнографический вестник. – Рязань, 1993.

17. Савушкина Н.И. Русский народный театр. – М., 1976.

18. Чижикова Л.Н. Свадебная обрядность сельского населения Курской губернии в XIX – нач. ХХ в. // Русские: семейный и общественный быт. – М., 1989. – С. 171-198.

19. Гринкова Н.П. Одежда западной части Калужской губернии. // Материалы по этнографии. Т. 3. Вып. 2. – Л., 1927.

20. Шереметева М.Е. Женская одежда в быв. Перемышльском уезде Калужской губернии. – Калуга, 1929.

21. Сафонова Г.Б. Народная вышивка Калужского края. Женская одежда и полотенца. Каталог коллекции Калужского краеведческого музея. – Калуга, 1994.

22. Ивлева Л.М. Ряженье в русской традиционной культуре. – СПб., 1994.

23. Ивлева Л.М. До театрально-игровой язык русского фольклора. – СПб., 1998.